В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".

Отец Володи Полынько воевал на кораблях Черноморского флота и в бригаде морской пехоты, оборонял Севастополь, Москву и Заполярье. «Мой путь был определен с самого рождения» - сказал Володя...

В один из дней привел своего сына Володю и Андрей Григорьевич Полынько. Ему, как старшине, ветерану флота, тут же подчинили команду кандидатов, которых надо было доставить в санпропускник. Володя помнит, что в группе оказались В. Коновалов, А. Коваленко и А. Мирошин. К сожалению, теперь никто из них уже не может подтвердить Володины слова, а о санпропускнике вспоминают немногие, возможно, не все и побывали там...

Корабельная пища была матросской и не предназначалась для нежного детского горла. Мы и прозвали её «горлодёром».  У некоторых ребят была возможность поесть еще где-нибудь, и они эту еду старались избегать. На них производило неприятное впечатление то, что иной раз, когда нас сажали за раскладные корабельные столы, некоторые еще малознакомые им товарищи прямо-таки набрасывались на еду. А те уплетали все подряд по своим причинам: одни от недостатка воспитания,  другие от голода, а третьи в показную. Володя Полынько, например, вообще не любил первое, и теперь давился, но ел матросский борщ, подгоняемый мыслью, что это был его первый экзамен на пути к высокому званию нахимовец...

У каждого из поступивших последние гражданские денечки отлетали вместе с остриженными волосами. В конце концов, суета улеглась. И вот родители или заменяющие их лица, распрощавшись со своими чадами, уехали. Оставленный в училище мальчик должен, по идее, испытывать глубокий стресс. Домашний ребенок, который всю жизнь прожил с родителями – и в казарму!  И главное здесь - не перемена условий, а именно разлука с родителями. Общее чувство - была щемящая грусть и тоска. Но большая часть ребят перенесла всё это относительно легко. Были, конечно, и слезы в подушку. Однако никто о них не вспомнил. Этому факту может быть только одно объяснение: все, кто плакал, вскоре из училища ушли. Остались ребята с относительно крепкой, закаленной в дворовых баталиях психикой, такие и нужны были флоту. Тоску быстро заменило состояние восторженности и непреходящего чувства новизны, какой-то неизвестной сопричастности к чему-то очень важному и нужному. Как заключил, подумав, В. Полынько: «Такая вот сложилась гармония!» ...

Отец Володи Полынько, старшина флота, с началом войны сошел на берег, и в составе бригады морской пехоты защищал Севастополь, Москву, Заполярье...

Роту построили в коридоре, примыкающем к черной лестнице на третьем этаже южного крыла здания. Расставили всех по росту. Разница в росте была значительной. Вася Хомко был до того худ и мал, будто еще не родился, за что и получил соответствующую кличку. Вася говорит, что его рост тогда был 128 см, а вес 26 кг. Но у Полынько рост 129 см., а Вася был намного ниже его...

Случайные знакомства сменились знакомствами по увлечениям. Сначала Грабарь и Калашников попали в танцевальный кружок и еще поддерживали дружбу. Грабарь дружил и с другими танцорами: Витей Жидких, а затем с Володей Полынько...

Родители нас забирали в увольнение под роспись. Нередко брали с собой иногородних друзей. Так было заведено с первых дней истории училища. И вот ведь как бывало. Семья Полынько из пяти человек проживала в типичной ленинградской коммуналке в 9-метровой комнате. И все-таки Володя взял с собой домой еще и москвича Юру Проценко. И это – обычная картина тех лет...

Колоритной личностью был Петр Сергеевич Кормилицын. Физически развит, жилист, атлетически сложен. Был хорошим баскетболистом и играл в известных командах. Н. И. Исаев говорит - «Спартак», В. Полынько видел его на фотографии сборной ВМУПП 1951 года. В общем, Петр Сергеевич имел яркое спортивное прошлое...

Как неожиданно порой рождаются воспоминания! Володя Полынько вдруг вспомнил, что в коридоре спального помещения первое время стоял бильярд. И посыпались подробности. Большой бильярд стоял на первом этаже в кадровой команде. А у нас в роте был, конечно, малый, но  все-таки с костяными шарами. Шары вместе с киями хранились где-то у старшины роты в баталерке. И получить их можно было только в субботу после большой приборки или в воскресенье...

Да, столовая была тем местом, где мы получали и первые обиды, и первые уроки жизни. И вовсе не случайно воспоминание о первом обеде Володя Полынько пронес через всю жизнь...

В конце каждого года по английскому мы сдавали экзамены. До сих пор помнится экзаменационный текст 5-го класса на тему «Body and face»: Every morning I do my morning exercises. It is good for my body. It is good for every part of my body: for my arms, hands, legs, neck, chest… В. Полынько клянется, что помнит все песни, которые разучивал в хоре у Анна Павловны...

Кабинет зоологии представлял собою целый сад. Те же лабораторные столы, что и в других кабинетах, но вокруг – разные растения, аквариумы. А еще в лаборантской – оранжерея и зооуголок. Ворона, кролики и змеи. Мы привыкли к тому, что на лабораторных занятиях у нас стоял на каждом столе микроскоп с набором препаратов разного вида клеток. А, ведь, не в каждой школе был хотя бы и один. Из биологии запомнилось, как мы изучали внутренности рыбы и лягушки. Преподавала нам Ольга Васильевна Григорьева. Она не выговаривала букву «л», и вместо «голова» у нее получалось – «говова», что, конечно же, не осталось у нас без внимания, но из уважения к ней  мы промолчим. В кабинете работал кружок. Там точно занимались В. Полынько и Е. Фрейберг и еще несколько ребят...

Традиция использовать старославянский алфавит повелось с парусного флота и прочно закрепилась в современной военно-морской практике. В будущем уже в курсантские годы это пригодилось Володе Полынько, когда во время шлюпочного похода они потерпели аварию. А знание старославянской азбуки наверняка хоть раз, но пригодилось всем.

Настоящие уроки по военно-морской подготовке начались у нас только с 8-го класса, и эта программа уже была значительной. Запомнились основы навигации. Определение места корабля по двум пеленгам – обычная задачка по геометрии. Но в учебнике говорилось, что можно было определиться и по одному маяку, этот способ носил красивое название «Крюйс-пеленг». Он запомнился ракетчику В. Полынько. А у штурманов и гидрографов этот, весьма неточный способ определения места, стерся из памяти последующей изощренной практикой в навигации...

Перед зданием училища с юга, на месте нынешнего сквера с фонтаном, были оборудованы спортивные площадки: баскетбольная, волейбольная. Зимой на их месте заливался каток. Володя Полынько во время игры в снежки упал от подножки, которую ему подставил Голубев, ударился ухом о скамейку, и сутки провел в санчасти. А Марку Козловскому после удара Калашникова головой во время игры в футбол теннисным мячиком пришлось накладывать скобки на рассеченную бровь...

После часа воздуха начинали свою работу предметные кружки, кружки художественной самодеятельности и спортивные секции. Основные места проведения досуга: мастерские, спортзал, библиотека, клуб. В училище было практически все для разумного отдыха, а относительно высокая организация позволяла успеть очень много. Полынько, например, занимался биологией, химией, в математическом кружке, а также и спортом: вольной борьбой и стрельбой из мелкокалиберной винтовки...

Примерно та же картина наблюдалась и в самодеятельном духовом оркестре. Полынько играл на корнете, за что его отовсюду гоняли; Поросятников пытался освоить трубу, и надоел всем до чертиков.

Наиболее устойчивым самодеятельным коллективом в нашей роте был танцевальный. Туда сначала записалось довольно много народу – все, естественно, хотели научиться танцевать «Яблочко». Руководил кружком Иван Михайлович Селиванов, и ему действительно удалось обучить всех этому морскому танцу. С ним кружковцы впервые и выступили на концертах. Но в то же время из  этого большого числа выделились ребята посноровистей: Миша Голубев, Володя Грабарь, Витя Жидких, Слава Калашников, Миша Московенко. Они стали  разучивать более сложный и быстрый румынский танец. Витя Жидких привел в кружок способного Володю Полынько, а сам в 1962 году по причине болезни ушел из училища. Общее число осталось тем же. Эту группу сначала прозвали румынами, а, когда основная масса, как это бывает почти во всех кружках, рассеялась, и остались только эти ребята, их иначе как танцорами никто и не называл. Под этим именем они прошли по жизни...

Приходили поделиться своими воспоминаниями известные писатели, Герои Советского Союза, ветераны флота. Часто выступали выдающиеся спортсмены, победители олимпиад. Так, знаменитый боксер и к тому же, доктор юридических наук Геннадий Шатков своей вдумчивой речью сильно изменил представление ребят о боксере. А вот выступил олимпиец борец-тяжеловес Анатолий Рощин. Он пожаловался: «Только я его схвачу, он – за ковер, я опять, он – снова. Насилу поймал!» – Зал стонал! Но,  смеясь, каждый при этом наверняка думал: «Дай подрасти, мы себя тоже покажем!» В 1982 году полковник А. Рощин был в составе комиссии МО СССР, возглавляемой Маршалом Москаленко, проводившей инспекцию на СФ. Владимир Полынько тогда сдавал лично ему зачеты по нормам ВСК и получил отличную оценку.

Из писателей чаще других бывал Леонид Соболев. Приходил он то в гражданском платье, то в морской офицерской форме капитана 1 ранга. Приходил и один из героев его знаменитого рассказа «Батальон четверых» – Алексей Котиков, его пригласили сыновья, нахимовцы младшие нас. Володя Полынько пригласил к нам на встречу героя-ханковца, проживавшего недалеко от его дома, заслуженного летчика Балтийского флота, Героя Советского Союза А.Г. Белоусова. Однажды летчик чуть не сгорел заживо в самолете. Однако и после этого продолжал еще летать. Летал он с жировой маской на лице, и протезами вместо ступней. Когда Герой вошел в наш зал, на него нельзя было смотреть без содрогания...

Сборы всей училищной дружины устраивались в основном по праздникам. В 1960 году День рождения дружины был перенесен с 17 февраля на 23 февраля, чтобы не устраивать лишней суеты. По праздникам члены пионерской дружины повязывали поверх формы красные галстуки. Лучших награждали. 18 мая в связи с 35-летием присвоения Пионерской организации имени В. И. Ленина были поощрены Проценко, Ерошкин, Беляев, Калашников, Задворнов, Полынько...

Летний период делился у нас  на две части. Первые 45 суток длился лагерный сбор. А затем уж – личный отпуск.

На целых 45 суток все разъезжались по домам. В первые год - два нам выдавали деньги за неиспользованный в эти сутки продпаёк. Официально: выплачивалась денежная компенсация взамен продпайка. Набегало где-то больше 450 рублей, значит наша суточная норма питания была чуть больше 10 рублей, Полынько считает, что 14 рублей 90 копеек, или в после реформенных ценах – 1р 49 коп...

Из этого обычного ряда, пожалуй, выделяется военная игра 1961 года. Мы в лагере были старшими. Следующая – 5 рота И. И. Шаповала, и самые младшие - рота М. Р. Тихонюка, воспитателем в которой был майор Конев Иван Николаевич. По замыслу игры две младшие роты убыли из лагеря к острову: одна по берегу озера, другая на шлюпках. На берегу против острова они спрятали знамя и заняли оборону, ожидая нашего нападения.

В ночь следующего дня под прикрытием сумерек вышла в поход наша старшая рота. Чтобы не обнаружить себя, предварительно смазали и забинтовали уключины (ночью скрип на озере слышан за километр), и маршрут был выбран вдоль противоположного берега озера. Прикрываясь островом, мы незаметно высадились на неприятельский берег. Был легкий туман. Неискушенный противник был беспечен, и по звукам мы легко определили место их лагеря. Высланная разведка: Берзин (старший), Калашников, Московенко и Полынько, беспрепятственно проникла в их лагерь. Из доносившихся разговоров они поняли, где находится знамя. Затем зашнуровали палатки противника и завязали в узлы их одежду...

Девятый и десятый классы были во многих аспектах временем перемен. Постепенно нас покидают помощники офицеров-воспитателей. Их настоящими помощниками становятся младшие командиры – наши же ребята. В девятом классе в их число входили:

– старшина роты вице-старшина  1 статьи Лебедь В. И.;

– старшины классов – тоже вице-старшины 1-й статьи Смирнов Е, Сипачев А. Калашников В. В.;

– командиры отделений (и секретари комсомольский организаций классов)– вице-старшины 2-й статьи

1-й взвод: Градосельский, Мельниченко, Александрович;

2-й взвод: Виноградов, В.В. Иванов, Трофимов, Моисеев

3-й взвод: Задворнов, Грабарь, Полынько, Московенко.

Должности у них были наитруднейшими, потому что их подчиненными были их же друзья, и как прикажете ими командовать? ...

Москва участников парада встречала по-царски. Стадионы. Театры. Цирк. Володе Полынько было поручено представлять училище, когда после шефского концерта представители всех родов войск в ответ вышли на арену, и какой-то офицер зачитывал благодарственный адрес. И, не поверите, рядом с Володей стоял сам Юрий Никулин...

Со временем в круг интересов стали входить кафе, их появление в городе знаменовало победу нового быта. Первым, которое открылось в Ленинграде, было молодежное кафе с модным тогда названием «Ровесник». Открылось оно на Выборгской стороне, на проспекте Карла Маркса (ныне Большой Сампсониевский, дом 45. – Ред.). Не так уж и далеко от училища. Из его окон можно было видеть Сампсоньевскую церковь, построенную в честь победы русских войск под Полтавой. Кафе было очень большим по размерам и даже, кажется, в два этажа. Вот с этого кафе, кажется, всё и началось. Некоторые из нас ходили туда. Кому-то удавалось попасть в молодежное кафе «Белые ночи» на Садовой или «Буратино».  Грабарь, Полынько и Сиренко посетили в Москве кафе «Молодежное», что на улице Горького, где пили сухое вино «Алиготе», курили сигареты «Дукат» и закусывали шоколадными конфетами «Лебедь»...

К гиревому спорту примыкало (из-за своего близкого расположения) закаливание организма с помощью водных процедур. Проводилось оно тут же, в умывальнике спального корпуса. Особых приспособлений не было. И вот друзья: Полынько, Хомко, Голубев, Московенко, Листруков, берут один такой организм, укладывают его на раковины умывальников и включают воду во всех кранах. Об этом вспомнил В. Полынько: «Вода, конечно, холодная. Другой не было. Включали на всю катушку. Я после такой закалки, пройдя всю службу на Севере, не разу не заболел». Позднее мы приспособились поливаться с помощью шланга, обычно это делали после занятий с гирями. И все же оставались и такие ребята, которые кутались в теплые морские тельники...

В общем же отношение к истории города у нас уважительное, а к младшим было доброжелательным.  У многих из нас были в младших классах друзья, мы работали у них и пионервожатыми и командирами. И ведь нам уже было что рассказать. Как заключил, что-то вспомнив, Полынько: «Было очень приятно, когда какой-то «сос», раскрыв рот, слушает тебя и пытается во всем подражать тебе и глядит на тебя преданными глазами. При случайной встрече они и сейчас меня узнают и радостно приветствуют»...

И в то же самое время по нескольку нахимовцев ежегодно подавали заявления о приеме их в КПСС. У нас их было, кажется, семь человек: Валерий Александрович, Александр Берзин, Вадим Иванов, Владислав Калашников, Толя Комаров, Володя Полынько, Витя Виноградов. Для Славы Калашникова главным советчиком был отец, член партии с 1943 года, отец Толи Комарова вступил в партию еще раньше. Думается, что и у остальных ребят был советчик, вероятно командир роты бывший политработник В. М. Румянцев. И вряд ли это их решение было скороспелым.  У Александровича по вехам, расставленным партией, был разработан план всего жизненного пути, вплоть до Генерального секретаря ЦК КПСС. Для других побудительным мотивом было понимание, что будущему офицеру без членства в партии трудно будет cделать карьеру. А Вова Полынько задумался и понял, что помыслы у него были самые радужные, и он еще верил в светлое будущее, и хотел придти к нему в первых рядах.

Какие бы лозунги не выставлялись в то противоречивое время, мы оставались «государевыми детьми».  У нас по-настоящему действовал только один девиз:  «За нашу советскую Родину!» ...

Все выпускные экзамены на отлично сдали всего три человека: Вадим Иванов, Слава Калашников и Серёга Мельниченко. Но чтобы получить медаль, надо чтобы годовых «четвёрок» было не больше трёх. Володе Полынько предложили пересдать зачет по экономической географии, чтобы получить в аттестат пятерку и иметь возможность бороться за серебряную медаль. Но в назначенный срок он играл в дворовый футбол и не смог оторваться...

В 1967 г. во время летней практики курсанты ВВМУПП им. Ленинского комсомола на борту крейсера «Киров» совершила дружеский визит в Стокгольм. Бывшие нахимовцы В. Полынько, А. Сипачев и А. Стражмейстер обеспечивали языковое прикрытие в качестве дежурных переводчиков. Кроме того, Полынько вел программу концерта училищной и корабельной самодеятельности. Естественно, на английском языке...

На берегу, на ракетных базах СФ служили Полынько и Невельский. Полынько безвылазно в одной части, дошел до начальника отдела хранения...

На встрече 9 сентября 2000 года однокашники попросили наших танцоров сплясать что-нибудь. Из своего богатого репертуара они выбрали тот самый «памятник» -- по той простой причине, что там не надо было прыгать. И, что удивительно – спустя тридцать пять лет, они: Голубев, Грабарь, Калашников, Московенко, Петров, Полынько - теперь уже седые ветераны - заняли свои прежние места в композиции, каждый вспомнил и принял точную позу, обозначенную прежней ролью. Это действительно был памятник, только чему? Памятник ушедшему детству, памятник чему-то такому, что мы успели сделать, но так и не сумели понять, что же такое важное содеяли.  Мы так и остались друг для друга детьми.