В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".

Одна деталь нашего гардероба с пятого по седьмой класс была особенной, ее не было ни у матросов, ни курсантов. Это - ночная рубашка. Худущая ребятня в этих рубашках выглядела чудаковато. И обычно в них мальчишки изображали приведений. Кубрик почему-то располагал к театрализованным действиям. Наверное, вдали от классов сознание было свободнее и воображение раскованней. Вот Вася Калашников пристает ко всем: «А, поворотись-ка, сынку…», после чего следовал удар подушкой...

Там же в подвалах находились и другие продукты, их перевозил на тележке и поднимал на лифте камбузный рабочий по имени Аркаша (А. Н. Петров – Ред.), жилистый детина, казавшийся нам Герасимом из только что пройденного «Му-Му». Свою тележку он прикреплял цепью на замок. Но, какой там! На этой телеге мы раскатывали по двору, навалившись целой кучей. Из трех колес телеги одно свободно разворачивалось, потому и телега на полном ходу  сначала плавно, а затем вдруг круто поворачивала. Куча рассыпалась по двору. И однажды  случилось неизбежное. Разгоняющим был Н. Петров (Филимон), впередсмотрящим – М. Хрущалин, он же Чама, ему и слово: «Когда телега вышла в режим неуправляемого движения,  я сидел спереди, свесив ноги вниз. Все спрыгнули, а я успел только поднять одну ногу. В итоге левая нога попала между платформой тележки и стеной, Перелома или трещины не было. Был сильный ушиб». – «Спасли ботинки» – резюмировал Калашников. Главный недостаток «гадов», их дубовость, обернулся в данном случае спасительным достоинством. Через трое суток Мишу уже выпустили из санчасти...

Из первых учителей математики запомнился Кузьма Егорович Жерздев. Он носил шляпу, похожую на котелок, и вообще, был человеком странноватым. То смачно плюнет в урну и подолгу рассматривает результат. А то во время урока внезапно выйдет в гальюн. Скоро стало очевидным, что он там расширял сосуды с помощью спиртного. При этом пил из горла четвертинки маленькими порциями, а оставшееся затыкал пробкой, сделанной из скрученной газеты, закладывал во внутренний карман пиджака и ободрённый, возвращался в класс. Один раз его подловили во время этой процедуры и заперли в гальюне на швабру.

Но нужно отдать Кузьме Егоровичу должное – при всем при этом он виртуозно владел вычислениями на счетах, и умудрялся не только складывать и вычитать, но (что вызывает сомнение) возводить в степень и брать логарифмы. А то, что мы усердно решали на доске, он проверял двумя-тремя щелчками костяшек. У Васи Калашникова и проверять было нечего, и Кузьма Егорыч, ставя ему уже которую двойку, доводил его до слёз, приговаривая при этом: «Не плачь! А то сейчас ещё одну двойку поставлю!». И ставил. А однажды он влепил Ваське сразу четыре двойки подряд за один урок. В журнале они заняли последние клеточки, и мы утешали Васю тем, что уж в ближайшие дни его наверняка не вызовут, так как клетки в журнале на эти дни уже заняты...

Из отчисленных в 7-м классе (1960–1961г.г.) преобладают ушедшие по здоровью. Сергей Машков, Иванов Виктор (язва), в августе проведен массовый отсев по зрению: Белоусов, Стародубцев, Иволгин, Проценко, Михотайкин, Листруков. А вот Жора Лиодт и Женя Фрейберг ушли по желанию. Два Васи - Семенов и Калашников и Владимир Григорьев (сын 1-го секретаря Молотовского райкома партии) получили переэкзаменовки...

В октябре 1963 отчислили Борисова Б. П. (Борисов Б. А. был отчислен еще в декабре 1959). Борис – пришел из увольнения нетрезвым. А в январе 1964 отчислили, наконец, Васю Калашникова - по неуспеваемости. Кузьма Егорович, который беспощадно ставил ему двойки, оказался все-таки прав.