Страницы биографий выпускников 1951 года. Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951. СПб 2001.

Пронин Евгений Александрович. Родился в 1933 г. В ЛНВМУ с 1944 г. Окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, минно-торпедный факультет. Служил на подводных лодках на Северном, затем на Тихоокеанском флоте. Командовал ПЛ. Капитан 2 ранга. После увольнения в запас трагически погиб.

Сафронов В. В. Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951. СПб 2001.

Итак, 43 – ий класс. Учились мы на третьем этаже, а спальное помещение было на четвертом  в южном крыле здания. Койки двухярусные. Перед сном Женя Пронин рассказывал нам содержание прочитанных им книг (до сих пор запомнилась «Волшебная гробница»). Позже отстроили специальный спальный корпус и в основном здании была только учеба.

Обучение нахимовцев. В.К. Грабарь.
В 1944 году в училище, в 4-й класс поступил мальчик Евгений Пронин. Вскоре всем стало известно, что отец Жени Пронина – генерал-майор авиации, а про мать в документах было записано, что она – домохозяйка. Однако едва Женя появился в училище, как стали поговаривать, что он вовсе не сын домохозяйки что его мать не то что домохозяйка, а матерью его является ни больше ни меньше – народная артистка СССР Алла Константиновна Тарасова! Тарасова была легендарной личностью в то время. Кто не помнил тогда её Екатерину Алексеевну в фильме «Пётр I», Ларису в «Бесприданнице», многие другие роли в кино, работы на сцене МХАТа?.. И слухи о родстве воспитанника Пронина и великой актрисы поражали воображение. И они оказались не беспочвенны. Историю этого родства теперь можно восстановить почти полностью.
Алла Константиновна Тарасова в момент поступления Жени в училище была замужем вторым браком за актёром МХАТа народным артистом Иваном Москвиным. Однако за два года до этого, в октябре (августе) 1942-го, когда в составе 1-й концертной бригады МХАТа Алла Константиновна впервые попала на фронт, на неё произвел неожиданное впечатление начальник штаба воздушной армии полковник Александр Семенович Пронин. В 1945-м они поженились. Вот одно из её писем 1945 года: «В моей личной жизни очень большая перемена, я ушла от Ивана Михайловича Москвина и вышла замуж за одного человека, военного, очень хорошего и мы с ним чудесно живём. Все это было очень трудно, много я пережила, но сейчас уже все успокоилось. Он всё время был на фронте. Я к нему летала, но теперь война кончилась, и я жду его домой…» [7].

Однако у генерала до этого была семья и был сын -- Женя. Об отношениях Жени Пронина с новой женой отца нам ничего неизвестно. Но Алла Константиновна, видимо, нежно относилась к юноше. Она навещала пасынка в училище и обижалась, что он её не целует при встрече... «Наверное, девушку завел», -- шутила артистка в разговоре с командиром роты. Но командир роты Карпеченко знал о самовольных отлучках Жени Пронина, и догадывался, что девушка была, но промолчал. что И всё это было на глазах у одноклассников, и поэтому многие решили, что Тарасова -- мать Жени.

Эта родственная связь никак не отразилась ни на судьбе воспитанника Пронина, ни на судьбе всего училища – последнее в том смысле, что начальник училища, большой театрал, не отважился даже попросить знаменитую артистку выступить для коллектива. Правда, когда Женя заканчивал училище (1951 год), на выпускном вечере (очевидно, по просьбе Тарасовой) выступили коллеги и друзья Аллы Константиновны, знаменитые артисты Малого театра – М.И. Жаров, Е.Н. Гоголева и Е.Д. Турчанинова [8]. Когда Женя заканчивал училище (1951 год), на выпускном вечере выступили совсем другие артисты: знаменитые актеры Малого театра – М.И. Жаров, Е.Н. Гоголева и Е.Д. Турчанинова. О том, как они танцевали с самой Гоголевой, нахимовцы помнили всю жизнь.

Генерал Пронин и артистка Тарасова прожили счастливо не один десяток лет. А вот Женя служил на подводных лодках, был старшим помощником командира, получил звание капитана 2 ранга, а вскоре трагически погиб.

Отец.

Генштаб - Берлинская операция 1945.

2-я воздушная армия. Начальник штаба. Генерал-майор авиации Пронин А. С.

Юго-Западный фронт. 2-я воздушная армия.

Книги Сергея Шишкова. Кавалеры ордена Богдана Хмельницкого I степени 1): 207. Пронин А.С., генерал-майор авиации - 29.5.1945.

Без вести пропавший. В марте 43-го исчез старший сын Хрущева Леонид. Андрей СУХОМЛИНОВ, заслуженный юрист России. "Совершенно секретно". 10.03.2000.
... Интересно, что командующий 1-й воздушной армией генерал-майор авиации С. Худяков, а затем начальник штаба армии полковник А. Пронин после госпиталя уговаривали Хрущева перейти на штабную работу в управление. Леонид категорически отказался и попросил оставить его в боевом полку...

Из главы "Личное горе Сталина". - Карпов В.В. Генералиссимус. Книга первая / В.В. Карпов. Вече, 2006.

Когда окончательно выяснились все обстоятельства пленения и мужественного поведения Якова в тюрьмах и лагерях, в 1977 году (через 25 лет после смерти Иосифа Виссарионовича) Указом Президиума Верховного Совета СССР Яков Иосифович Джугашвили был награжден орденом Отечественной войны I степени (посмертно).

К сожалению, отец, несомненно, страдавший из-за этой затяжной трагедии, не утешился при жизни таким оправданием сына.

Удивительные совпадения случаются в жизни: сын будущего Генерального секретаря ЦК КПСС Хрущева — Леонид Хрущев оказался в плену у немцев, так же как и Яков Сталин, только несколько позже — в марте 1943 года. Сходство ситуации на этом начинается и на этом же заканчивается, все, что было до пленения и после, диаметрально противоположно: Леонид и Яков абсолютные антиподы по характеру, по поступкам и по убеждениям.

Но пойдем по порядку. О Леониде Хрущеве (так же как и о Якове Джугашвили) ходило много слухов и различных рассказов о его похождениях в мирное и военное время. Еженедельник «Версия» в трех номерах (23, 24, 29 за 2000 год) опубликовал обширные материалы под заголовком «Предатель или герой?», в которых подробно излагается, как Никита Сергеевич Хрущев сначала пытался спасти сына, а потом (став Генсеком) подтасовывал факты, изымал из архивов компромат. Очень много подлого и непристойного есть в поступках отца и сына. Не буду отнимать много времени у читателей. «Версия» не дает однозначного ответа на поставленный вопрос: кто же Леонид Хрущев — герой или предатель? Ответим для себя рассказом людей, на мой взгляд, достоверно осведомленных.

С 1 июля 1941 года по март 1942 года Леонид находился на лечении в Куйбышеве — повредил ногу при посадке самолета и на фронт совсем не спешил — на собственных ногах гулял отменно!

Из воспоминаний (тоже летчика) Степана Микояна:

«В Куйбышеве я ходил на процедуры в поликлинику, где познакомился с двумя старшими лейтенантами, тоже проходившими амбулаторное лечение после ранения: Рубеном Ибаррури, сыном вождя испанской компартии знаменитой Долорес и Леонидом Хрущевым. Леонид Хрущев был хороший, добрый товарищ. Мы с ним провели, встречаясь почти ежедневно, около трех месяцев. К сожалению, он любил выпивать. В Куйбышеве в гостинице жил в это время командированный на какое-то предприятие его товарищ, имевший «блат» на ликероводочном заводе. Они покупали там напитки в расчете на неделю и частенько распивали их в гостиничном номере. Я, хотя почти не пил, часто бывал там. Бывали там и другие гости, в том числе и девушки. Леонид, даже изрядно выпив, никогда не буянил, он становился еще больше добродушным и скоро засыпал. Мы познакомились и подружились тогда с двумя молодыми танцовщицами из Большого театра, который был там в эвакуации, Валей Петровой и Лизой Остроградской. Когда меня уже в Куйбышеве не было, там произошла трагедия, о которой я узнал от одного приятеля Леонида, приехавшего в Москву, а потом рассказ подтвердила и Валя Петрова, которой этот приятель рассказал сразу после случившегося. По его рассказу, однажды в компании оказался какой-то моряк с фронта. Когда все были сильно «под градусом», в разговоре кто-то сказал, что Леонид очень меткий стрелок. На спор моряк предложил Леониду сбить выстрелом бутылку с его головы. Леонид долго отказывался, но потом все-таки выстрелил и отбил у бутылки горлышко. Моряк счел это недостаточным, сказал, что надо попасть в саму бутылку. Леонид снова выстрелил и попал моряку в голову. Леонида Хрущева осудили на восемь лет с отбыванием на фронте (это тогда практиковалось в отношении осужденных летчиков). Не долечив ногу, он уехал на фронт, добившись переучивания на истребитель ЯК-7Б...»

После переподготовки в полку к именитому сынку было особое отношение, — об этом писало командование его отцу в уже печальном письме о гибели Леонида:

«Для обучения воздушному бою к Вашему сыну был прикреплен лучший боевой летчик полка старший лейтенант Заморин, имевший на своем счету 13 лично сбитых самолетов противника. На неоднократных поверках... Леонид Никитович Хрущев неизменно показывал отличные результаты, мастерство, напористость и отвагу, свойственные талантливым летчикам-истребителям. И все же, несмотря на это, командование полка продолжало дальнейшую его тренировку, под разными предлогами удерживая от боевой работы.

Настойчивые просьбы Вашего сына, который очень обижался, почему «так долго возятся», и блестящая техника пилотирования, умение вести себя в воздушном бою послужили... основой для разрешения... Хрущеву выполнять боевые задания в составе группы из 6—9 самолетов под наблюдением и контролем... Заморина. Заморин в первых совместных воздушных схватках сам боя не вел, а охранял своего ученика и наблюдал за его поведением...»

Понятно желание командования облегчить боль утраты сына, очевидно и опасение упрека — «Не сберегли!» Но не будем отступать от правды и, опираясь на документ (журнал учета боевых вылетов), скажем: 11 марта 1943 года был первый и последний день боевой работы летчика Леонида Хрущева. С утра он вылетел в составе группы истребителей, и Заморин «сам боя не вел, а охранял своего ученика и наблюдал за его поведением». Собственно, и боев-то не было, а вся группа совершала тренировочный полет.

Во время третьего вылета, в тот же день, наверное после обеда и отдыха, «Хрущев не вернулся из воздушного боя».

Ни летчики, ни командование не утверждают, что Леонид Хрущев погиб, в личном деле отметка «Пропал без вести». Это случилось 11 марта 1943 года. О судьбе Леонида Хрущева ходило много слухов, разговоров, предположений. Было опубликовано несколько статей в газетах и журналах. Не стану их перечислять и комментировать, потому что они не основаны на неопровержимых фактах и документах, в них все те же догадки и версии о предательстве или геройской гибели.

«Военно-исторический журнал» тоже публиковал статьи и письма-запросы читателей о судьбе Л. Хрущева. В конце 1989 года редакция этого журнала решила разобраться в этой запутанной истории, для чего командировала подполковника Б.Е. Пестова в Центральный архив Министерства обороны в Подольске. Он нашел документы, имеющие отношение к Л. Хрущеву, детально их проштудировал и написал статью в свой журнал о результатах поиска. Не стану пересказывать итоги его работы, позаимствую лишь то, что касается документов. О них Пестов пишет: «Работая в архивах, я обратил внимание на то, что многие страницы из личного дела Л.Н. Хрущева оказались замененными уже в послевоенный период».

И еще подполковник обнаружил: из немецких трофейных документов, где могли быть следы сдачи в плен Л. Хрущева и протоколы его допросов, изъяты 180 страниц (!).

Вот и документальное свидетельство: «Из дела 7(папка 299) Ар­хива Военно-исторического управления изъято для оперативного использования 180листов. Старший лейтенант МВД Малахов».

Кто, когда и каким образом проделал такую «правку» и «чистку» в архиве Пестов не определял, это не входило в его задачу, да и возможностей у корреспондента на сложное расследование не было. Но все же Пестов отмечает:

«На титульном листе дела № 892 по описи № 12481 указаны и материалы допросов советских военнопленных, но в деле их не оказалось, да и старая нумерация листов изрядно нарушена. Чистка этих документов первый раз происходила в 1947 году, была продолжена в 1949, 1953 и 1954 годах. И если только из одного дела изъято 180 листов, то можно представить размеры всей «обработки». Кто и, главное, с какой целью проводил ревизию этих дел, ос­тается загадкой, которую еще предстоит разгадать историкам».

Однако можно сделать вполне логичное предположение, что подобную чистку в «святая святых» — Государственном архиве, проделали только по указанию очень высоких инстанций. Скорее всего, это дело рук папаши, который стал генсеком и обладал неограниченными возможностями. Очень ему хотелось обелить сыночка!

Там же, в архиве, подполковник Пестов обнаружил документы о награждении ст. лейтенанта Л. Хрущева орденом Отечественной войны I степени, оформленные после его гибели, но без указания «посмертно».

По сделанным подтасовкам выходит: не было ни предательства, ни суда, ни расстрела, а Л. Хрущев погиб смертью храбрых, за что даже награжден.

Вот такая незадача с документами.

Но, как говорится, шила в мешке не утаишь, а офицер, старший лейтенант — это не шило, он жил на виду у людей. Решил я искать сослуживцев Л. Хрущева. Летчики хорошо знают друг друга. Мало осталось боевых соколов к тому дню, когда пришла мне такая мысль. Обратился за помощью к давнему доброму другу — маршалу авиации Герою Советского Союза Ивану Ивановичу Пстыго. Уж он-то, прошедший войну с первого до победного дня, мог бы о многом рассказать в летных делах. Кстати, Пстыго, кроме звезды героя, награжден восемью орденами Красного Знамени (!!!) (У легендарных Буденного и Ворошилова было по четыре таких ордена.)

Навестил я Ивана Ивановича на его квартире, изложил свои затруднения в поисках истины о финале в жизни Леонида Хрущева.

Энергичный и порывистый, Иван Иванович сразу поразил меня такими словами:

— Да предатель он — не сомневайся! И судили и расстреляли его — это абсолютно точно!

— Но мне нужен свидетель, очевидец этих событий.

— Есть очевидец!

— Кто? Могу я с ним поговорить?

— Не можешь. Почему?

— Умер он. Был ты знаком с Кожедубом, трижды героем, тоже маршалом авиации?

Встречались мы с ним, не одну чарку выпили в Барвихе. Но тогда я еще не писал эту книгу. Что-то он говорил мне о Леониде Хрущеве, но я не спрашивал подробностей. А что ему было известно?

—   Я его тоже об этом не спрашивал. Однажды он сам завел разговор. «Не хочу, — говорит, — уносить с собой эту тайну, расскажу тебе, хоть и давал подписку о неразглашении. У нас у всех, кто там присутствовал, взяли такие подписки. А случилось вот что. Служил я в той же дивизии, где и Леонид Хрущев, только он в 18-м гвардейском истребительном полку, а я в соседнем этой же дивизии. После того как объявили о его гибели, прошло довольно много времени. Ну, погиб и погиб, многих наших ребят в те дни сбивали. Поговорили день другой и не то чтобы забыли, а пришли новые беды и радости, заслонили то происшествие. Но однажды меня и еще несколько летчиков вызывает командир полка и говорит: «Поезжайте к соседям в 18-й полк. Приказано прислать представителей. Зачем, не знаю. На месте скажут».

Приезжаем. Там из других полков и подразделений обслуживания собираются такие же, как мы, представители. А личный состав 18-го полка полностью выведен на построение. Построили нас всех на поляне за границей аэродрома. Спрашиваем ребят из восемнадцатого: «По какому поводу?» — Никто не знает.

Вдруг выезжают перед строем несколько «газиков», из них выходит начальство: наш командир дивизии и какие-то другие незнакомые, но все в форме. Из средней машины под конвоем отвели одного в сторону.

Смотрю, не узнаю, кто это, да и не видел я его раньше. А в строю восемнадцатого полка гул пошел — видно узнали.

И вот выходит перед строем один из приехавших и говорит: «Товарищи, я прокурор. Зачитаю вам приговор военного трибунала».

И огласил анкетные данные бывшего старшего лейтенанта Леонида Хрущева, всякие там статьи и параграфы из приговора. Всего я не запомнил. Суть преступления заключалась в измене родине и сотрудничестве с фашистами во время пребывания в плену. Приговаривается за это к расстрелу. Приговор утвержден всеми высшими инстанциями.

И тут же громко говорит: «Приводится приговор в исполнение!»

Командир 18-го полка зычно приказывает: «Слушай мою команду: кругом!» Мы все разом повернулись кругом. Фактически отвернулись от предателя. И в этот миг протрещали короткие автоматные очереди. Когда мы снова повернулись лицом к командованию, расстрелянный Хрущев уже лежал на земле. Вот так я стал свидетелем того, о чем позднее ходило много пересудов. Не знаю, почему об этом не было объявлено в печати. Если бы объявили, не появилось бы никаких сплетен. Но тогда специально это прятали, и каждый из присутствующих расписался в бумаге, предупреждающей о неразглашении. И я в их числе».

— Вот что мне рассказал Кожедуб, — завершил Постыго и добавил: — Я думаю, Ваня не из тех людей, кто сочиняет байки, да и незачем ему это выдумывать.

Я поблагодарил Ивана Ивановича за этот рассказ, а теперь вот и читателям его поведал. Мне кажется, двум маршалам можно верить.

А позднее подоспели еще вполне достоверные публикации весьма осведомленных авторов, один из них — генерал КГБ В. Удилов, он 37 лет прослужил в контрразведке. Его воспоминания, касающиеся дела Л. Хрущева, опубликованы в «Независимой газете» 17.02.1998 года и в «Версии» в августе 2000 года:

«Л. Хрущев попадал в руки органов правосудия не раз. Еще до войны он связался в Киеве с бандитами. Их поймали и по приговору суда расстреляли, а сынок Никиты Сергеевича чудом избежал наказания. После инцидента в Куйбышеве Хрущев умолял Сталина пощадить сына. И вымолил. В первом же бою истребитель, пилотируемый Л. Хрущевым, ушел в сторону немцев и бесследно пропал. Версию продолжения я слышал (давно уже) из уст сотрудников отдела административных органов ЦК КПСС и КГБ СССР. Сын Хрущева, то ли по собственной инициативе, то ли из-за вынужденной посадки, оказался в плену у немцев. То ли посчитав себя обиженным советской властью, то ли по какой-то другой причине, пошел на сговор с немцами. Сталин приказал — выкрасть сына Хрущева. Операцию могла провести контрразведка «СМЕРШ» совместно с партизанами. В воспоминаниях генерала Удалова коротко сказано: «После инцидента в Куйбышеве Хрущев умолял Сталина пощадить сына».

Что же произошло в Куйбышеве? Об этом пишет С.А. Микоян в своих воспоминаниях:

«В Куйбышеве я ходил на процедуры в поликлинику, где познакомился с Леонидом Хрущевым. Леонид Хрущев был хороший, добрый товарищ. Мы с ним провели, встречаясь почти ежедневно, около трех месяцев. К сожалению, он любил выпивать. Мы познакомились и подружились тогда в двумя молодыми танцовщицами из Большого театра, который был там в эвакуации, Валей Петровой и Лизой Остроградской... Когда меня уже в Куйбышеве не было, там произошла трагедия, о которой я узнал от одного приятеля Леонида, приехавшего в Москву, а потом рассказ подтвердила и Валя Петрова, которой этот же приятель рассказал сразу после случившегося. По его рассказу, однажды в компании оказался какой-то моряк с фронта. Когда все были сильно «под градусом», в разговоре кто-то сказал, что Леонид — очень меткий стрелок. На спор моряк предложил Леониду сбить выстрелом из пистолета бутылку с его головы. Леонид долго отказывался, но потом все-таки выстрелил и отбил у бутылки горлышко. Моряк счел это недостаточным — сказал, что надо попасть в саму бутылку. Леонид снова выстрелил и попал моряку в голову. Его осудили на восемь лет с отбытием на фронте (это тогда практиковалось в отношении осужденных летчиков)».

О том, как Никита Сергеевич спасал сынка во второй раз (после его связи с бандитами в Одессе), рассказывает в своих мемуарах генерал М.С. Докучаев — заместитель начальника 9-го Управления КГБ СССР (Охрана правительства). Цитирую очень сокращенно:

«Поскребышев доложил о том, что прибыл товарищ Хрущев и ожидает в приемной. Сталин вышел навстречу Хрущеву, они поздоровались и сели друг против друга в мягкие кресла.

Иосиф Виссарионович стал расспрашивать о делах на Юго-Западном фронте. Никита Сергеевич отвечал на вопросы со знанием дела, но чувствовалось, что думы его были о другом. После того как Поскребышев принес чай и вышел, Хрущев решил, что настал момент, когда он может излить душу и изложить свою просьбу.

— Дорогой Иосиф Виссарионович, товарищ Сталин, — начал он, а к горлу подкатил комок горечи, и слезы выступили у него на глазах. Поборов нервное состояние, Хрущев продолжил: — Вы знаете меня долгие годы. Все это время я отдавал все свои силы, способности, не жалел ни себя, ни здоровья ради дела партии и социализма. Я весьма благодарен вам за оценку моего труда, считаю вас самым близким человеком нашей семьи. Вся наша семья безмерно благодарна вам, товарищ Сталин, за то, что однажды вы оказали нам огромную помощь и душевное облегчение. Сейчас у нас снова страшное горе. Мой сын Леонид вновь совершил преступление и должен предстать перед судом. Как мне сообщили, ему грозит смертный приговор. Если это случится, то я не знаю, как переживу эту трагическую весть. Своим родным я об этом ничего не говорил и не думаю сообщать. Для них это тоже будет большим ударом.

Иосиф Виссарионович внимательно слушал Хрущева, понимал его состояние, видел, как ему тяжело, но не находил слов, чтобы успокоить его.

—  Дорогой Иосиф Виссарионович, — при этих словах Хрущев заплакал, а потом стал рыдать. Он все же нашел в себе силы продолжить: — Вся наша надежда на вас, прошу вас, помогите. Мой сын виноват, пусть его накажут сурово, но только не расстреливают. — И он снова зарыдал, уткнувшись лицом в ладони.

Иосиф Виссарионович встал с кресла, подошел к столу, взял трубку и принялся раскуривать ее.

Встал с кресла и Хрущев. Он обтирал лицо платком и ждал ответа на свою мольбу.

Раскурив трубку, Сталин еще некоторое время молчал, глядя с сочувствием на своего товарища по партии. Чтобы не начинать с главного, он сначала сказал:

—  Мне доложили о случившемся с вашим сыном. Я не сомневался, что у нас состоится встреча и разговор о нем. Только из-за большого уважения к вам, товарищ Хрущев, я разрешил вам приехать с фронта в Москву. Партия высоко ценит ваш вклад в строительство социализма... Мне очень хотелось бы помочь вам, Никита Сергеевич, но я бессилен сделать это. Однажды я поступился своей партийной и гражданской совестью, пошел вам навстречу и просил суд помиловать вашего сына. Но он не исправился и совершил еще одно, подобное первому, тяжкое преступление. Вторично нарушать советские законы мне не позволяет моя совесть и горе родственников, советских граждан, явившихся жертвами преступных действий вашего сына.
Хрущев стоял бледный как полотно. Трудно было представить, что творилось в его душе и сознании. И когда Сталин сказал: «В сложившемся положении я ничем помочь вам не могу, ваш сын будет судим в соответствии с советскими законами», Хрущев упал на колени, умоляя, он стал ползти к ногам Сталина, который не ожидал такого поворота дела и сам растерялся.

Сталин отступал, а Хрущев полз за ним на коленях, плача и прося снисхождения сыну. Сталин просил Хрущева встать и взять себя в руки, но тот был уже невменяем. Сталин вынужден был вызвать Поскребышева и охрану.

Иосиф Виссарионович попросил вынести Хрущева в одну из соседних комнат, пригласить врачей и привести его в чувство, после чего сопроводить до места, где он остановился».

И на сей раз Сталин пожалел Хрущева-старшего. Как пишет Микоян в вышеприведенных его воспоминаниях, Леонида «осудили на восемь лет с отбытием на фронте».

На фронте Леонид Хрущев (то ли сам перелетел, то ли его подбили) оказался в плену у немцев.

Сын Хрущева был доставлен в Москву. «СМЕРШ» собрал документальные факты о прегрешениях Л. Хрущева. Военный трибунал приговорил его к высшей мере наказания — расстрелу.

Можно представить, в каком положении оказался Никита Сергеевич. В недавнем прошлом он дважды просил Берию, Серова, лично Сталина о снисхождении к сыну. Узнав о приговоре Военного трибунала, он обратился в Политбюро ЦК ВКП(б) и просил отменить суровую кару. Как ни странно, но и тут Сталин пошел навстречу. Вопрос о судьбе Леонида Хрущева был вынесен на рассмотрение Политбюро.
И вот заседание Политбюро. Абакумов изложил материалы дела, приговор Военного трибунала и удалился. Первым на заседании выступил секретарь Московского обкома и горкома (он же начальник Политуправления Красной Армии и кандидат в члены Политбюро) Щербаков.

От первого выступления зависело многое, и прежде всего — куда и в каком направлении пойдет обсуждение. Щербаков основной упор сделал на необходимости равенства всех перед законом. Нельзя, заявил он, прощать сынков именитых отцов, если они совершили преступление, и в то же время сурово наказывать других. Что тогда будут говорить в народе? Щербаков высказался за то, чтобы оставить приговор в силе.

Затем слово взял Берия. Он напомнил, что Леонида Хрущева уже дважды прощали.

Маленков, Каганович, Молотов были едины: оставить приговор в силе.

Последним выступил Сталин. Его старший сын Яков также находился в плену у немцев. Своим решением Сталин как бы заранее подписывал приговор и ему. «Никите Сергеевичу надо крепиться и согласиться с мнением товарищей. Если то же самое произойдет с моим сыном, я с глубокой отцовской горечью приму этот справедливый приговор!» — подытожил Сталин, закрывая заседание».

Нужны ли комментарии? Может быть, стоит привести лишь одну фразу, показывающую, какие последствия лично для Сталина имело дело Хрущева-младшего. А сказал эту фразу Хрущев-старший в кругу приближенных перед своим выступлением на XX съезде:

— Ленин в свое время отомстил царской семье за брата, а я отомщу Сталину, пусть мертвому, за сына.

Слышал эту угрозу генерал Докучаев, человек, заслуживающий доверия, потому что был заместителем начальника Главного управления охраны КГБ СССР.

Два отца, два сына, две судьбы — и какие они несходные, какие разные даже в своем горе!..