Одиннадцатая дивизия подводных лодок Северного флота. Люди, корабли, события. СПб.: Специальный выпуск альманах «Тайфун», 2008 г.
В.Г.Ясеновенко. Воспоминания начальника штаба 11-й дивизии ПЛ СФ

 Профессорско-преподавательский состав кафедры оперативного искусства ВМФ. Москва, 1990 г. Первый ряд (слева направо): Ю.А.Калинин, В.А.Пранц, В.И.Корявко, Р.А.Голосов, В.Г.Ясеновенко, А.А.Кузнецов, В.И.Заморев, Р.А.Зубков. Второй ряд: Е.В.Васильев, В.М.Головин, Н.Н.Харламов, П.С.Орлов, Э.Г.Шевелев, В.В.Шаталин (фото предоставил В.Г.Ясеновенко).

Костев, Георгий Георгиевич. Неизвестный флот: люди, факты, проблемы: 300-летию "Адмиралтейских верфей" посвящается / Г.Г. Костев, И.Г. Костев. - Москва : б.и., 2004.

Мало кто знает, что перед походом К-3 на Северный полюс К-21 (командир В.Н.Чернавин, старший на борту А.И.Петелин) совершила в арктический район разведывательный поход продолжительностью около 15 суток и зашла за 75° северной широты. В походе отрабатывался поиск и всплытие в полынье, решались вопросы арктической навигации, связи с КП флота, проверялась работа ГЭУ лодки подо льдом. По возвращении К-21 состоялся обмен опытом между экипажами, встречи офицеров по заведованиям, обсуждалась специфика подледных плаваний. Для наблюдения за льдом в подводном положении тогда применялся примитивный, но надежный способ: перископ немного выдвигался из ограждения рубки, а в трюме находился офицер, который наблюдал за льдами, под которыми шла АПЛ, и докладывал командиру.
К-42 начала путь на Севере, а закончила свою историю на Тихом океане. В августе-сентябре 1968 г. подо льдами Арктики лодка перешла на ТОФ. Командовал ею в этом походе В.И.Заморев, сменивший И.И.Панова, а старшим на борту шел А.П.Михайловский (будучи уже командиром 3-й дипл).
К-50 строилась очень долго. Рассматривались различные варианты вооружения, в частности оснащение торпедой диаметром 1550 мм и длиной 24 м (как планировалось для К-3) или крупногабаритной крылатой ракетой. В конце концов она осталась торпедной, как и все лодки проекта 627А. Но на этом корабле впервые в советском ВМФ установили устройство быстрой перезарядки ТА, которое в считанные минуты позволяло перезарядить для повторного залпа все восемь аппаратов. Тогда это была просто фантастика! После выпуска восьми торпед, пока лодка выполняла маневр для повторной или третьей атаки, все ТА уже были перезаряжены и готовы к стрельбе.

Тайфун: Военно-технический альманах «Тайфун». Выпуск № 46.
Кириллов Ю.В. 45-я дивизия атомных подводных лодок ТОФ

В следующем 1968 г. завершается формирование на ТОФ группировки АПЛ пр.627А: в соединение приходит четвертая АЛЛ этого проекта — К-42 (капитан 2 ранга В.И.Заморев). А К-115 (капитан 1 ранга М.П.Капранов), первой прибывшая на ТОФ, в этом году завоевывает приз командующего флотом по торпедной подготовке. Кстати, на следующий год она его удерживает — это уже не назовешь случайным.

Тайфун: Военно-технический альманах «Тайфун». Выпуск № 48.
Ю.В. Кириллов. 2-я Краснознамённая флотилия атомных подводных лодок

Соединение стало кузницей кадров для современного флота, школой будущих командиров и специалистов. Дивизия и ветераны гордятся такими именами как контр-адмирал В.С.Салов (первый командир дивизии, кстати, подводник №2 на орбите атомного подводного плавания), А.П.Михайловский, И.Р.Дубяга, В.Т.Виноградов, Д.Н.Голубев, В.Г.Туманов. В.И.Заморев, А.В.Ганрио, В.П.Гонтарев, А.В.Макаренко, В.Я.Дудко, Н.З.Бисовка, Б.С.Гапешко, Н.В.Буторин, Н.А.Костин и многими другими.

ВО ЛЬДАХ И ПОДО ЛЬДАМИ. ТАЙНЫЕ ОПЕРАЦИИ ПОДВОДНЫХ ФЛОТОВ. Реданский Владимир Георгиевич.

Прошло два года, и в 1968 г. командование Военно-морского флота решило перевести с Севера на Дальний Восток еще две атомные подводные лодки: «К-42» пр. 627А и «К-55» пр. 658М. Первой предстояло отправиться в трудный путь «К-42», которой командовал капитан 2 ранга В.И. Заморев. Руководить этим походом поручили капитану 1 ранга А.П. Михайловскому, незадолго до этого назначенному командиром дивизии атомных подводных лодок 1-й флотилии.
20 августа «К-42» оставила свою базу в Западной Лице, взяв курс к северной оконечности Новой Земли. Далее атомоходу предстояло пройти в Центральную Арктику желобом Святой Анны. В соответствии с планом перед погружением под лед состоялось рандеву с ледоколом «Добрыня Никитич», через который от командующего флотом получено «добро» — разрешение на подледное плавание.
К исходу суток 23 августа лодка пересекла линию остров Греэм-Белл — остров Ушакова и, пройдя 81-ю параллель, проникла в Северный Ледовитый океан. А затем, достигнув 82°50' северной широты, легла на курс 90° — точно на восток. Во время арктического перехода атомоход пять раз всплывал в полыньях и разводьях. Не просто давалось командиру и боевому расчету центрального поста маневрирование при всплытии. О трудностях поиска полыней и всплытия в них подробно рассказал A.M. Михайловский на страницах «Морского сборника», а затем и в книге «Вертикальное всплытие»323. Каждое из всплытий сопровождалось немалыми волнениями, хотя не только он сам, но и командир лодки, дважды всплывавший в сплоченных льдах во время контрольного выхода, имели необходимый опыт. После полудня 24 августа подводники решили всплыть, чтобы передать радиограмму в Главный штаб ВМФ. Первая попытка не привела к успеху. Обнаруженное в результате четырехчасового поиска в паковом льду «окошко» (оно выделялось на поверхности ярким зеленым пятном) оказалось обманчивым: во время маневра всплытия оно стало быстро уменьшаться. Своевременно предупрежденный старпом капитаном 3 ранга А.Ф. Мокиенко, наблюдавшим из трюма за поверхностью в опущенный до предела зенитный перископ, командир успел вовремя отдать необходимые команды, и лодка снова ушла на глубину. Трехчасовой поиск и опять неудача: корабль, хотя и всплыл, но не в полынье, а в узком разводье, по существу трещине. Да еще к тому же поперек ее. В перископ вместо кормы был виден огромный торос, сыгравший, как потом оказалось, зловредную «шутку». Немедленное погружение на спасительную глубину. Семь часов напряженной работы экипажа и, в первую очередь, личного состава центрального поста насмарку.
И вот, наконец, после третьей попытки в 20 ч 15 мин атомоход оказался на чистой воде в центре огромной полыньи размером 200 х 400 м. Настойчивость победила. Однако радость оказалась омраченной. Взору всех, кто вышел наверх, открылась неприглядная картина. В легком корпусе в районе 8-го отсека виднелась огромная вмятина. В ней через пробоину, словно в открытой ране, были видны, как напишет в своем походном дневнике А.П. Михайловский, окрашенные ярко-красным суриком сплетения трубопроводов высокого давления. Дорого обошлась встреча с торосом при предыдущем всплытии. А было оно для Аркадия Петровича за время его подледных плаваний тринадцатым. Чертова дюжина! Как тут ему стать суеверным и не поверить в приметы.
27 августа перед последним всплытием во льдах также пришлось изрядно поволноваться. «К-42» предписывалось в этом походе посетить дрейфующую полярную станцию «СП-16», образованную в апреле 1968 г. И хотя в точности аппаратуры, ведущей путеисчисление, оснований для сомнений не было, все- таки подспудно руководителя похода, командира и штурманов не оставляла мысль: «А удастся ли ее обнаружить?» Станция находилась в постоянном движении. Обсервованное место корабля нанесли на путевую карту перед погружением в Баренцевом море. После этого определиться во время всплытий из-за погоды ни разу не удалось.
И все же на станцию вышли довольно точно и всплыли удачно: «Не иначе, — шутили подводники, — Нептун помог». Накануне на лодке с блеском провели праздник Нептуна. Всплытие в 17.00 в самом центре огромного «озера» с ледяными берегами длиной около 4000 м и шириной 500 м. А затем уже в надводном положении лодка осторожно подошла к кромке ледяного поля и уперлась правой скулой в арктический «причал». В качестве сходни использовали вываленные носовые горизонтальные рули.
Тремя сигнальными ракетами моряки оповестили полярников о своем прибытии из глубин Северного Ледовитого океана. Зимовщики ждали подводников и вовремя их обнаружили, так что сразу же над их лагерем взвилась и рассыпалась огненными искрами ответная ракета.
Сошедшему на ледяной «берег» руководителю похода с мостика ограждения боевой рубки доложили, что две группы «хозяев » уже идут навстречу. Направилась к ним и группа подводников, с трудом преодолевая огромные торосы, коварные трещины и снежницы. И вот крепкие рукопожатия, возгласы «Добро пожаловать!». Среди хозяев оказался и флотский офицер-гидрограф старший лейтенант Макаров, командир группы обеспечения «СП-16». Это благодаря ему и его товарищам, «К-42» имела возможность во время поиска станции услышать взрывные сигналы и работу широкополосных излучателей. А.П. Михайловский пригласил начальника станции Ю.Б. Константинова со спутниками посетить лодку. Пока гости знакомились с кораблем, старший помощник командира капитан 2 ранга А.Ф. Мокиенко с боцманами заводили стальные тросы на вбитые в лед клинья — лодке необходимо было обеспечить надежные швартовы. Затем полярники предложили осмотреть станцию.
И снова путь с препятствиями на преодоление которых потребовалось немало сил. Для некоторых он не обошелся без ледяной купели. Во время торжественного обеда подводники вручили гостеприимным хозяевам памятный адрес и специально испеченный коками и нарядно украшенный торт, а также собранную на лодке по инициативе комсомольцев библиотечку из 130 книг.
В адресе, любовно оформленном корабельными художниками, в частности, говорилось: «Пусть факел дружбы, зажженный нашей встречей в этом безмолвном ледяном крае, будет всегда символом верности, символом нашего воинского и гражданского долга Родине!.. Экипаж атомной подводной лодки»325. С признательностью приняли зимовщики и подарки иного рода: свежие картофель, огурцы, помидоры, яблоки, чеснок и лук. На прощание прогремел троекратный ружейный салют полярников, проводивших подводников в путь. Погружение, и лодка направляется к острову Врангеля, севернее которого ей предстоит выйти из-подо льда на чистую воду.
Рассказ об этом памятном для подводников дне будет не полон, если не упомянуть еще об одном предшествовавшем встрече подводников и полярников событии. Когда лодка уже уверенно вышла по сигналу подводного гидроакустического маяка на курс, ведущий к СП-16, в центральный пост поступил доклад о том, что один из офицеров нуждается в срочной операции — острый аппендицит.
* По удивительному совпадению Ю.Б. Константинов в 1963 г. (в том году А.П. Михайловский командовал «К-178», совершавшей аналогичный поход) являлся начальником СП-10. Запланированная тогда встреча, как известно, из-за непогоды не состоялась. На этот раз судьба оказалась благосклонной: известный подводник и опытный полярник наконец встретились.
Подводная лодка «К-42» («Ростовский комсомолец») Подготовку к всплытию — хотя полынью продолжали искать — пришлось на время отставить. Удаление злополучного аппендикса у старшего лейтенанта Гордиенко, чуть не сорвавшего встречу с зимовщиками, корабельный врач майор медицинской службы С.В. Глухов произвел успешно. На исходе суток 28 августа, закончив трансарктический переход, «К-42» всплыла в Чукотском море, где ее ожидала плавбаза «ПБ-3». За кормой осталось 1750 подледных миль, на преодоление которых ушло чуть более 137 ч. Однако вскоре вновь лодке пришлось погрузиться: к району приближался американский патрульный самолет «Орион». Три часа продолжалось патрулирование воздушного «супостата». Когда он удалился, лодка уже в надводном положении направилась к острову Врангеля, где встретилась со спасательным судном «СБ-36». Вновь «К-42» погрузилась, уже пройдя остров Святого Лаврентия в Беринговом море. 5 сентября 1968 г. она всплыла в районе Авачинского залива и в сопровождении эскадренного миноносца «Окрыленный» направилась в базу, где ее ждали подводные «собратья».
Экипаж подводной лодки доставил сюда, к берегам Тихого океана, шкатулку, заполненную священной землей Заполярья, которую вместе с осколками от снарядов и мин комсомольские активисты «К-42» собрали в Долине Славы*. Ее торжественно вручили на митинге встречавшим лодку тихоокеанцам. Перед самой швартовкой радисты доложили руководителю
похода и командиру лодки телеграмму министра обороны СССР Маршала Советского Союза А.А. Гречко с поздравлением и объявлением благодарности всем участникам перехода. Это было впервые.
Экипаж «К-42» включился в боевую службу на Тихоокеанском флоте в составе Камчатской военной флотилии, а капитан 1 ранга А.П. Михайловский вернулся на Северный флот. Многие участники этого похода удостоились государственных наград, в том числе командир капитан 2 ранга В.И. Заморев — ордена Ленина**, его заместитель по политчасти капитан 2 ранга B.C. Постников, старший помощник командира капитан 2 ранга А.Ф.Мокиенкои командир БЧ-5 капитан 3 ранга-инженер В.М. Хнычкин - ордена  Красного Знамени, а руководителю похода В.П. Михайловскому присвоили воинское звание контр-адмирал.
* Долина Славы (в годы минувшей войны ее называли Долиной смерти) — место в районе реки Западная Лица на Кольском полуострове, где в 1941—1944 гг. происходили жаркие бои, в ходе которых североморцы проявили величайшую стойкость и мужество.
** Впоследствии В.И. Заморев в звании контр-адмирала преподавал в Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.

Страницы биографий выпускников 1951 года. Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951. СПб 2001.

Заморев Вячеслав Иванович. Родился 3 сентября 1932г. В ЛНВМУ с августа 1944 г. - один из первых нахимовцев. Окончил Высшее военно-морское училище подводного плавания, штурманский факультет. Служил на ПЛ на Северном флоте в должностях командира рулевой группы, командира БЧ-1, помощника командира ПЛ. В 1957-58 гг. плавал на судах Арктического пароходства ММФ. После окончания ВСОК ПП служил помощником командира ПЛ, а в 1959 г. назначен на вновь строящуюся АЛЛ. С 1962 г. - помощник командира АПЛ 627 проекта, а затем после окончания ВСОЛК ВМФ - старшим помощником. С 1967 г - командир КПЛ , которую перевел с Северного флота к новому месту базирования на Тихоокеанский флот С 1969 проходил учебу Военно-Морской Академии, после чего назначен заместителем командира дивизии ПЛ. В 1973-75 гг. проходил учебу в Академии Генерального штаба. Назначен командиром дивизии ПЛ Тихоокеанского флота. С 1980 г. первый заместитель командующего Приморской флотилией. С 1983 г. - страший преподаватель Академии Генерального штаба, доцент.  Автор около 40 научных работ по оперативному искусству ВМФ. После увольнения в отставку в 1992 г. возвратился в Санкт-Петербург. Контр-адмирал запаса. Ветеран подразделений особого риска, инвалид 1 группы.

В.И. Заморев. Как я стал нахимовцем. Записки для сборника "Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951." СПб 2001.

Шел апрель 1944 года. Все знали, что война скоро кончится. Но когда? Об этом мы, мальчишки, не знали. Мне шел тогда двенадцатый год. Жизнь трудная. Отец на фронте. Мать крутилась как могла, чтобы прокормить троих детей. И тут мы с друзьями узнали, что идет набор в школу юнгов. Посовещались и втроем Толя Улитин, Виталий Долгов [1]  и я отправились в Тульский военкомат.

Нас приняли. Да, действительно идет набор, но куда - пока неизвестно. Просили зайти через недельку. Дали нам перечень документов, которые надо подготовить, в том числе заявление родителей, свидетельство о рождении и характеристику из школы. Если со вторым и третьим документами у меня сомнений не было, то с основным – заявлением родителей, была загвоздка. Напишет ли его моя мать?

Неделя прошла и я все-таки уговорил маму написать такое заявление. Скрипя сердцем, она написала. Итак все документы у меня на руках.

У моих же друзей с заявлениями родителей ничего не вышло. И мне пришлось идти в военкомат одному. Я отдал документы, у меня их приняли, записали в какой-то список и сказали : «Продолжай учиться.  В конце месяца мы вас всех соберем на медкомиссию».

Но на мое несчастье, а может быть счастье, где-то в конце апреля на побывку приехал мой отец. Приехал он на несколько дней, чтобы забрать мою мать и младшую сестру в Ленинград. Мать рассказала ему о моих «успехах» в военкомате. Он промолчал, а на следующий день появился в школе.

Я об этом узнал, когда наша учительница Екатерина Алексеевна Афанасьева пригласила меня прийти к директору. Когда мы пришли, там сидел отец в форме капитан-лейтенанта. Он поинтересовался у учительницы о моих успехах в учебе. Она рассказала, что я отличник и ей жаль расставаться со мной. Тогда отец подвел итог этой беседе: «Пусть сын учится. Документы из военкомата я забрал. А осенью переедем в Ленинград и тогда посмотрим».

Я конечно был удручен сложившейся ситуацией. Мы ушли в класс.

Вечером отец мне сказал, чтобы я не занимался самодеятельностью, а с приездом в Ленинград я буду сдавать экзамены для поступления в Нахимовское Военно-Морское училище.

«Если сдашь экзамены, - сказал он, а для этого надо уже сейчас потрудиться, то может быть будешь когда-нибудь адмиралом. Устраивает тебя такая перспектива?». « Да, - отвечаю».

«Ну вот и хорошо. Обо всем договоримся, когда ты приедешь в Ленинград. Но с условием, что ты закончишь год только на отлично».

Этот разговор мне запомнился. Через несколько дней они с матерью и сестрой уехали.

Я продолжал учиться. Одновременно подрабатывал в газете «Коммунар» учеником переплетчика. Там моя тетка, сестра отца, работала секретарем-машинисткой. Плата была:  обед и газетная бумага для тетрадей и для рисования. Эта бумага мне была нужна для кружка рисования, руководителем которого был заслуженный художник Н.Н.Жуков, автор рисунков о Ленине и детях. А так как подходящей бумаги не было, мы использовали газетную бумагу. Он нам дал хорошие начальные навыки по рисованию, графике. Научил без ошибок рисовать портреты Ленина, Сталина и других членов руководства партии и правительства.

Среди нас особенно отличался своими способностями на одноклассник Виталий Долгов.

Учебный год я окончил на «отлично» с похвальной грамотой. Первый совет своего отца я выполнил. Наступили каникулы. Мы с братом жили в ожидании, когда разрешат свободный (без пропусков) въезд в Ленинград.

Наконец в начале августа за нами приехал подчиненный моего отца мичман Цемахович и мы с бабушкой поехали в Ленинград.

В Ленинград мы приехали 8 августа 1944 года. Отец в это время находился в Таллин, так как после освобождения Эстонии от фашистов его артотдел перевели из Ленинграда в Таллин. Мы остались в Ленинграде, а мать ездила между Таллином и Ленинградом. Младшая сестра Лариса жила с отцом.

В этом же месяце меня вызвали в Ленинградское Нахимовское Военно-Морское училище для сдачи экзаменов. Сдавали два экзамена по математике (письменно и устно) и по русскому языку (письменно и устно). Я сдавал экзамены за четвертый класс.

Одновременно проходили медкомиссию, которую я прошел успешно (если не считать искривления перегородки носа). Там мы познакомились с Витей Чайковским, с которым мы вместе ездили на трамвае, а потом вместе учились.

А с 1 сентября я начал учиться в 5 – ом классе средней школы №397. Школа находилась в Автово рядом с домом.

Наши дома были самые крайние в городе. За школой город кончался. Дальше были поля, засаженные капустой. Для изголодавшегося Ленинграда, в котором даже кошек не осталось после блокады, капуста была большим подспорьем.

А экзамены продолжались. В школе я никому не сообщил, что сдаю экзамены в училище. В середине сентября мы закончили сдачу экзаменов. Оценок нам не сообщали, сказав, что о них мы потом узнаем, когда вызовут.

А в школе

Все шло своим чередом. А так как я приехал из прифронтового города (Тула была в осаде), то нам, мальчишкам того времени, были знакомы все виды оружия, как нашего, так и трофейного и боеприпасы. Ну, а Ленинград с его окраинами  был буквально напичкан оружием и боеприпасами – стоит только опуститься в наш подвал и мы имели все: автоматы, карабины, патроны к ним, противопехотные мины и толовые шашки. Склады были брошены, оборона города снята, а про склады в наших подвалах почему-то забыли. Вот вездесущие мальчишки и добрались до них. Правда противотанковые мины и минометные ленты мы не брали так как уже в ту пору знали, чем это может кончиться. Гранаты тоже оставались вне нашего поля зрения.

Наша классная руководительница, учитель биологии Маркова знала учеников, кто на что способен. Моя роль была консультативная, то есть я обучал своих одноклассников обращаться с оружием и боеприпасами. И мы после занятий уходили подальше от школы за капустные поля и там проводили эксперименты по подрыву малых толовых шашек и стрельбе из припрятанного там же оружия. Все шло хорошо, без происшествий, пока кто-то из наших (до сих пор не знаю, кто) не принес в школу малый заряд с запалом и во время урок подорвал его в девичьем туалете. Обошлось без происшествий, никто не пострадал, но ущерб школе был нанесен.

И, хотя я находился в это время на уроке, подозрение почему-то пало на меня. И хотя обе учительницы – Маркова и учительница русского языка защищали меня, доказывая мое алиби, меня на педсовете исключили из школы, как организатора.

Мне пришлось оставить полюбившуюся мне школу. На мое счастье отец с матерью были в это время в Таллине и ничего об этом не знали. Я же каждое утро уходил из дома, вроде бы в школу, гулял, ходил в кино, а после окончания занятий возвращался домой. Подозрений у бабушки не возникало.

В середине октября я получил повестку из военкомата о прибытии к 9.00 19 октября 1944 года на сборный пункт, как поступившего в Ленинградское Нахимовское Военно-морское училище.

Предварительно, перед прибытием надо было пройти санпропускник – «вошебойку», как ее называли, получить там справку и предъявить ее вместе с предписанием.

Радости моей не было предела. И в этом случае я в школу не появлялся, притворился обиженным. Правда во всем этом администрация школы разобралась и я был реабилитирован. Но к тому времени я уже был в училище.

17 октября приехали отец с матерью в Ленинград. Я им рассказал о повестке, но не сказал об исключении из школы.

А так как я школу окончил на «отлично», как он мне наказал и поступил в училище, то он в награду подарил мне свой артиллерийский бинокль, который прошел с ним всю войну, и бельгийскую малокалиберную винтовку с патронами. И тут я «раскололся» и выложил отцу о всех моих запасах и арсенале. А он значительный. Дома за диваном у меня хранились: пистолет «наган», автомат ППШ  с двумя дисками, немецкий пистолет-пулемет с четырьмя магазинами. И чтобы это «богатство» не досталось младшему брату, я отдал отцу. Заодно я сводил его в подвал и показал, где у меня хранились запалы, толовые шашки и патроны в цинках и россыпью. Оружие он забрал, а остальной боезапас мы с ним ночью закопали за городом.

Таким образом я очистился от этого опасного груза.

Так я «сдал дела» дома, не оставив никаких «хвостов» и готов был идти в училище.

Что там меня ждет? Сегодня в последний раз ночую дома с родителями. Завтра отец меня отведет в училище.

Встал я рано, родители еще спали и стал «собираться», хотя собирать было нечего. С собой не надо было ничего брать. Перед выходом из дома мать расплакалась. Отец ее успокаивал.

Наконец-то мы с отцом поехали на Петроградскую сторону. Он подвел меня к училищу. Там уже стояли мальчишки – будущие моряки российского Военно-морского флота. Отец куда-то ушел, сказав, чтобы я его подождал на набережной. Его не было около получаса, мне это показалось целой вечностью.

В голову лезли всякие мысли. Вдруг это ошибка, меня не приняли и мне  с позором придется возвращаться в школу. Ведь отец все равно докопается до истины и в любом случае мне не сдобровать, хотя за всю мою короткую жизнь отец ни разу не поднял на меня руку. Но все равно стыдно. Ведь я скрыл от него об отчислении из школы.

Я стоял у парапета и ждал его.

Наконец он появился и махнул мне – иди сюда. Я подошел к нему с дрожью в коленках. Он отдал мне предписание и справку, поцеловал меня и сказал: "«Иди. Учись хорошо, дальше все будешь делать сам, привыкай жить самостоятельно. Я сейчас уезжаю, а мама придет проводить тебя на вокзал.»

Больше никаких напутствий я от него не получил и вошел в парадный вход. Там меня встретил дежурный с сине-белой повязкой на левой руке. Как я впоследствии разобрался, эта повязка называлась «рцы». Проверив по каким-то спискам, он указал место, где ждать, бросив: «Четвертая рота». Там уже собралось человек 15 таких же малолеток, как и я. Я подошел к группе, никого из знакомых, кроме Витьки Чайковского не увидел и подошел к нему. Мы поздоровались и стали ждать.

Подошел какой-то высокий подтянутый старшина с медалью «за оборону Ленинграда» и громовым голосом сказал: «Четвертая рота! За мной». Строить нас было бесполезно, настолько разношерстная была толпа.

По мере движения он построил нас в колонну по два и повел наверх.

Проходя по коридорам, я увидел разбитые комнаты, на некоторых не было дверей, разобраны полы, даже потолок обрушен. Он привел нас в большую комнату, где было несколько парт. В углу лежало стопками наше будущее обмундирование.

Нас переодели и построили по ранжиру. Мы сами себя не узнавали. Но почему-то бескозырки выдали без ленточек

Более высокие попали в 1 и 2 взводы, а так как я был ростом «метр с кепкой», то меня и мне подобных определили в третий взвод.

Итак я на долгие годы обучения оказался в 3 – ем взводе 4 – ой роты или в 43 – ем классе.

Нам представили наших командиров – офицеров воспитателей и старшин – помощников командиров взводов. Командир роты –

Старшина роты старший матрос Шилин, офицер воспитатель лейтенант Маслов. Помощник командира взвода старшина 2 – ой статьи Дунда. Все фронтовики, волею судеб после ранений не попавшие обратно на фронт. А старшины – после госпиталей окончившие школу строевых старшин (мы потом говорили «школу «СС»).

На построении нам объявили, что после обеда мы поедем в лагерь с Финляндского вокзала.

Высадили нас на станции Перкильярви, где нас ждали грузовые машины. От станции строем, с вещевыми мешками нас повели к нашему лагерю, по дороге. По пути попадались финские хутора и деревни. Но жителей не было. Так как территория эта совсем недавно освобождена от немцев, деревни выглядели вымершими. Но дома разрушены не были. В деревнях и хуторах мы не останавливались.

С прибытием в лагерь нас разместили в деревянных домах. Лагерь был уже обустроен. У входа стоял шлагбаум. Каждой роте, а их было пять, был предназначен свой дом, так называемая «дача». Были еще дома для размещения старшин, офицеров-воспитателей, санчасть, столовая, склады, управление и другие службы.

Наша рота разместилась в двух домах, на «коричневой даче», рядом с камбузом и управлением.

В нашей «даче» были двухярусные нары, где мы и устроились. Нам выдали матрацы, подушки, постельное белье и одеяла.

Не обошлось без курьезов. Каждый стремился занять место на верхних нарах. Дело доходило до споров и ссор (хотя мы еще и не перезнакомились).  В дело вмешались старшины.

Коллектив нашего взвода собрался хороший, дружный. В основном сироты, дети погибших моряков и фронтовиков, не избалованные условиями хорошей жизни. Бочкарев Олег – сын военного корреспондента, Валя Лешин и Саша Демин – из детского дома-интерната из Троицка, отец Виктора Пименова погиб на фронте, отец Виктора Чайковского  - погиб.

Мне досталось место на втором ярусе рядом с Олегом Бочкаревым, Витей Чайковским и Витей Пименовым.  Устроившись вместе, мы сдружились и держались вместе. Впоследствии наше знакомство перешло в дружбу, которая продолжалась много,  много лет.

Так как для нашей учебы здание в Ленинграде готово не было, то нам предстояло в этом лагере пройти начальную военную подготовку. Она включала строевую подготовку, правила ношения военной формы одежды, изучение командного состава Военно-морского флота, изучение оружия. Все для нас было ново и интересно.

Радио у нас не было. Поэтому до нас доводили сводки о положении на фронтах офицеры-воспитатели.

Через неделю мы уже освоились и начали самостоятельные выходы в лес за ягодами. Это категорически запрещалось, так как вокруг леса были буквально напичканы боеприпасами и оружием.  Чтобы предотвратить случайные находки и связанные с ними происшествия, командование приняло правильное решение – выход в лес разрешался только организованно, под руководством старшин или офицера-воспитателя. В этих походах проводились и строевые занятия, и всегда было что-то.  То найдут немецкие гранаты ( мы их назывались «толкушками»), то где-то из ямы вытащат немецкий автомат…

Заодно набирали черники. Каждый носил с собой бутылку для ягод. Бутылки были разные, в основном финские и немецкие. Особенно ценились бутылки с фарфоровыми пробками, на защелках. Их можно было найти и в лесу, и на хуторах. Особым лакомством был черничный сок. В бутылку набиралась черника, туда же насыпался сахар. Получался сок. Лакомились коллективно. В кубрике было тепло и иногда сок передерживался, получалось молодое вино (об этом мы не знали), бутылка взрывалась. Провинившемуся приходилось делать приборку и у себя, и во всем кубрике.

Наступила осень с дождями и холодами. Форма наша состояла из синего рабочего платья, нижнего белья и хромовых ботинок.

В лесах было заготовлено много бревен, уложенных в штабеля. Мы должны были перенести эти дрова, сложить их у дороги и загрузить машины перед отправкой в Ленинград.

Для нас, пацанов, работа эта была нелегкой. Скользкое бревно длиной около двух метров надо было вытащить из леса и отнести к дороге. Работали попарно. Я работал с Олегом Бочкаревым. Когда погода вообще испортилась, наступили холода и дожди (а рукавиц не было), работа превращалась в пытку. Вода хлюпала в хромовых ботинках, роба была по пояс мокрая, руки мерзли. Все с нетерпением ждали команды «перекур». Хтя никто из нас тогда не курил, кроме старшины, все собирались к заранее разведенному костру около дороги и с удовольствием слушали «травлю» наших старшин, рассказывавших фронтовые байки. Особенно отличался Миша Сафронов, которого любя называли «Миша травила» (конечно за глаза, для нас он был «товарищ старшина», хотя в действительности имел звание «старший краснофлотец»). 

К концу дня промокшие, усталые, но веселые с песнями строем возвращались на свою «дачу».  Песен у нас было много: «Морская гвардия», «Ладога», «Ленинград мой», «Таня», Бескозырка» и другие, нынче забытые, но нами любимые.

К нашему возвращению в кубрике уже была жарко натоплена печь. Мы развешивали все свое обмундирование для просушки. Ужинали и продолжали занятия. Вечером опять строем, с песнями шли на вечернюю прогулку. И, наконец, отбой.

Ботинок нам хватало на несколько дней. Они раскисали, рвались, подошвы отставали – «просили каши». Приходилось идти к старшине роты  старшему краснофлотцу Шилину и выпрашивать замену. Он придирчиво рассматривал ботинки и, скрипя сердцем, прочитав нотацию о том как надо относиться к казенному имуществу, выдавал новые.  Но что делать, если ботинки за ночь не высыхали, а утром сырыми их надо было надевать снова!

Наступили морозные дни. Ноябрь. Выпал снег. В нашей форме ничего не изменилось. Мы конечно понимали трудности и военного времени и не роптали. Но руки зябли, уши мерзли.

Однажды произошло ЧП. Недалеко от лагеря лежал сбитый наш самолет, с полным боекомплектом и вооружением. Почему он не взорвался – осталось загадкой. Мы частенько наведывались к нему, изучали.  И однажды Костя Олейник ухитрился принести незаметно унитарный патрон от пушки этого самолета. Когда все ушли на работы, он, оставаясь рабочим по камбузу, подложил патрон в плиту, где варилась каша для старшинской кают-компании. Котел выскочил из плиты, а старшинская кают-компания осталась без второго.

Начались поиски виновного. А так как наряд на камбузе был из нашего взвода, то подозрение падало на всех нас. Сначала опрашивали всех, потом по одному. Следствие руководил старшина 2 статьи Дунда Иван Константинович.  Следствие ни к чему не привело. Костю никто не выдал.

Тогда было принято решение – наказать весь взвод. На следующее утро взвод был построен, спросили еще раз каждого, кто взорвал плиту. Результат был тот же.

Дунда объявил, что будут строевые занятия. Стояла хорошая морозная погода, мороз градусов 10 – 12. Но наша форма не была приспособлена даже для такого небольшого мороза.  Пошли строем, строевым шагом в сторону станции, с песнями. Постепенно настроение стало падать. Руки замерзли, ноги мерзнут, особенно мерзли уши. Бескозыркой их не прикрыть. Отошли от лагеря километров восемь. Дунда был в таком же состоянии, что и мы: в бушлате, в фуражке и хромовых ботинках. Тоже замерз.

Узнал Дунда о виновнике этого ЧП спустя много лет, на одной из юбилейных встреч, когда мы уже были офицерами. 

Мы продолжали постигать азы военной службы.

Наступила настоящая зима и у нас произошли изменения. Нам выдали валенки, шапки и шерстяные перчатки. Уже можно было жить…! На лесозаготовках стало работать  веселее. Все дальше и дальше забираемся в лес. Бревна таскаем издалека и по снегу. Скоро наша делянка должна кончиться.

Упорно ходят слухи, что скоро поедем в Ленинград. Но здание училища пока не готово. И лагерная жизнь пока продолжается.

С воспитанниками других рот мы общались мало, так как «дачи», где они располагались , находились на большом удалении друг от друга.  Встречались мы, как правило, на складах вещевом и продовольственном. Там я встретил своего соседа по Автово Стаса Сычева и Федю Пятышева (мы жили с ним в одном доме). Сычев был в первой роте,  а Пятышев – во второй.  Круг знакомых постепенно расширяется. Несмотря на запреты, мы уже осмеливаемся ходить «в гости» на дальние «дачи».

Скоро новый 1945 год. Вести с фронта отрадные. Наши войска сражаются уже на немецкой территории.

К Новому году мы из леса принесли елку, украсили ее, чем могли, самодельными игрушками, гильзами от патронов, ватой. Получилось нарядно. На Новый год нам выдали праздничный ужин и каждому по 200 – граммовой плитке американского шоколада. Для нас это было в диковинку. Я, например, шоколада не пробовал всю войну, даже вкус его забыл.

Наконец, после Нового года в январе 1945 нас отправили в училище. Первые три роты были отправлены раньше и они участвовали, в силу своих возможностей, в восстановлении здания  и подготовке его к учебному году.

Помню наше первое увольнение в город. Форма: валенки, шинель, шапка, ремень. Отпускали нас под расписку родителей.

Начался учебный год. Он продлился до мая 1945.

Учился я хорошо, так как по ошибке меня назначили в 4 – ю роту, хотя экзамены я сдавал за четвертый класс. Но когда разобрались, меня вызвали к начальнику училища и предложили перейти в 3 – ю роту. Я подумал и отказался – уже сжился с коллективом.

Итак, 43 – ий класс. Учились мы на третьем этаже, а спальное помещение было на четвертом  в южном крыле здания. Койки двухярусные. Перед сном Женя Пронин рассказывал нам содержание прочитанных им книг (до сих пор запомнилась «Волшебная гробница»). Позже отстроили специальный спальный корпус и в основном здании была только учеба.

Не все было гладко. В нашем третьем взводе был Ю.Грикис, который третировал всех воспитанников. Он был старше и это проходило безнаказанно. Но однажды я не выдержал и дал ему оплеуху. Этого он не ожидал и его приставания к младшим прекратились. Через некоторое время еще в 1945 году его отчислили то ли за неуспеваемость, то ли за воровство. Спустя несколько лет мы с Олегом Бочкаревым встретили его на Литейном проспекте. Он подошел и поинтересовался, как мы поживаем. Мы мирно поговорили и разошлись. Больше мы не встречались.

В 1945 году за неотдание чести на Садовой улице я попал на гауптвахту и оказался в той камере, в которой сидел Лермонтов. Там сохранялся его автограф на стене. Просидел я там недолго, через четыре часа за мной приехал Шилин и забрал меня.

В 1947 году был отчислен Володя Попков. Его отца, первого секретаря Ленинградского обкома партии арестовали и затем расстреляли.  Володя с отцом не жил,  в нашем коллективе был таким же, как все, ничем не выделялся.   

В 1948 году после того, как выпустили первый выпуск, нас переформировали и я попал в первый взвод - к тому времени я подрос и подравнялся с Федоровым, Кауровым, Жилиным… Позже я вновь оказался в третьем взводе, в котором уже оставался до окончания училища.

Шалостей было много. Помню, наш третий взвод переселили в класс на третьем этаже, за окном которого располагается бюст Петра I. Класс был большой, удобный.  Мы любили вылезать на карниз к Петру.  Однажды на уроке русского языка, который вела Л.А.Соловьева, открывается окно и на подоконник с улицы влезает Вохрин. Соловьева в обмороке, а Вохрин спокойно направляется к своему месту в классе.

[1] Прошу не путать с нахимовцем Виталием Долговым.

Сафронов В. В. Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951. СПб 2001.

В Ленинграде в разном составе (увы, мы болеем…) почти ежемесячно  встречаются:   Болотовский, Волгин, Заморев, Коржавин, В.Кузнецов, Лихачев, Луцкий, Макарычев, Нечаев, Софронов,  Тузов, Федоров, приезжают Олейник и Лей. Поддерживаем постоянную связь с Адашевым, Внуковым, Морицем, Добрышиным, Груздевым …

Луцкий, Анатолий Николаевич.  За прочность прочного корпуса : Воспоминания подводника - ветерана "холод. войны". - СПб. : Гангут, 2002.

Опять трудности и переживания становления. Черт его знает, и чего я каждый раз чувствую себя неуютно? Неужели от того, что опять моими подчиненными становятся люди старше меня? Во флотилии четыре дивизии: две стратегические — ими командуют Привалов Виктор Васильевич и Иванов Николай Тарасович, «оба старше меня по годам и по выпуску», и две оперативно-тактичекие — противолодочной командует Слава Заморев, противоавианосной Алик Берзин, мои однокашники. По должности, по одной из функциональных обязанностей, я их должен учить, во всяком случае, руководить их командирской подготовкой, когда это не делает командующий флотилией, а опыт службы на атомных подводных лодках у каждого из них больше, чем у меня. Короче, авторитет и соответственно право учить надо было еще поиметь.

ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ АТОМНЫЕ ПОДВОДНЫЕ ЛОДКИ. Проект 627А. TARGET&ЗВО. В.ИЛЬИН, А.КОЛЕСНИКОВ.

В 1968 году очередной подледный переход на ТОФ выполнила и К-42 (капитан 2 ранга В.И.Заморев), прошедшая под арктическими льдами совместно с К-55 (пр.658М). Этот поход отличался от предшествующих тем, что лодки несли на борту штатное ядерное оружие.

Подо льдами Арктики. Сергей Горячев, Александр Раевский. Официальный сайт газеты "Русский Север". номер за 22 февраля 2006 г.

... На борту лодки, которой командовал молодой, но очень грамотный командир - капитан второго ранга Вячеслав Заморев, находились член Военного совета 1-й флотилии контр-адмирал Бевз и командир 3-й дивизии атомных подводных лодок капитан первого ранга Михайловский, Герой Советского Союза, удостоенный этого высокого звания за свой первый подводный трансарктический поход в роли командира атомной ракетной подводной лодки «К-178»...

Доблестная "К-52". Атомная подводная лодка.

Многие офицеры, в различные годы служившие на "Доблестной К-52", достигли больших успехов в службе, награждены орденами и медалями Родины, 6 офицеров стали адмиралами. Это вице-адмиралы И.Ф. Аликов, О.В. Бурцев, Л.М. Сальников и В.М. Храмцов, контр-адмиралы В.И. Заморев, Н.Н. Неупокоев...

Плавание атомных подводных лодок подо льдами Арктики. А. Берзин. Статья опубликована в журнале "Тайфун" в 2000 г. Плавание атомных подводных лодок подо льдами Арктики.

"Подводный флот" № 9, 2002. 70 лет контр-адмиралу В.И. Замореву

ПЕРЕХОДЫ ПЛА СЕВЕРНЫМ ЛЕДОВИТЫМ ОКЕАНОМ НА КТОФ. Составитель - В.Резвушкин. SUBMARINE.

К-42. («Ростовский комсомолец»).

Соединения подводных лодок Тихоокеанского флота ВМФ СССР и России 1946 - ... гг. Военно-Морская Коллекция.

45-я Дивизия подводных лодок

11/1962 - создана в б.Крашенинникова
1963 - вошла в состав 15 эскадры ПЛ
Расформирована в ноябре 1997г.

Командиры:
1975-1980 - Заморев Вячеслав Иванович

Доброго времени суток, Альфред Семенович! Можно ли Вас попросить рассказать о проекте 670 так сказать, глазами очевидца? РПФ Форум.

Интересно было бы услышать что в этом проекте было хорошего, что - не очень... Как служили ПЛ этого проекта. А то в сети и справочниках - про 670 какая-то тишина.Мол, да, были такие лодки - и все... С уважением, DuFF.

В октябре 1976 года в бухте Крашенинникова располагалась 2 флотилия подводных лодок, которой тогда командовал вице-адмирал Громов Б.И. Начальником штаба был контр-адмирал Авдохин Г.Ф., начальником политотдела – членом военного совета – контр-адмирал Катченков И.А.
Во вторую флотилию подводных лодок входили:
8 дивизия – командир контр-адмирал Иванов Н.Т.,
25 дивизия – командир контр-адмирал Привалов В.В.,
45 дивизия – командир контр-адмирал Заморев В.И.
10 дивизия – командир контр-адмирал Луцкий А.Н.,
начальник штаба капитан 1 ранга Крестовский О.А.,
заместитель КД капитан 1 ранга Берзин А.С.,
начальник политотдела капитан 2 ранга Погребных В.М.