А
-
Б
-
В
-
Г
-
Д
-
Е
-
Ж
-
З
-
И
-
К
-
Л
-
М
-
Н
-
О
-
П
-
Р
-
С
-
Т
-
У
-
Ф
-
Х
-
Ц
-
Ч
-
Ш
-
Щ
-
Э
-
Ю
-
Я
Енин Владимир Николаевич
РНВМУ 1949 г.в.
Из воспоминаний Валентина Анатольевича Миловского, выпускника РНВМУ 1949 года (первый выпуск)
Лучшие из нахимовцев успешно выступали на республиканских соревнованиях. Вспоминаю, как блестяще бегал эстафету Альберт Книпст. Поджарый, легкий стремительный, стелющийся.
На встрече (нахимовцев 3 декабря 2005 года – НВ) вспоминали жестокую судьбу Володи Енина. Был случай. Не многие в Нахимовском крутили «солнце» на турнике. Володя стал делать и сорвался. Упал плашмя, сильно ударился, в кровь содрал кожу. Думали, разбился, а он поднялся и молча пошел.
Из личных воспоминаний и материалов Селина Владимира Терентьевича, капитана 2 ранга, автора сайта "Советский подводник". Честь имею! www.rigapodplav.narod.ru
Енин Владимир Николаевич, помощник командира ПЛ Б-74 (611 проект), 161 БПЛ СФ, Г. Полярный (1957-1958). В 1958 году Енин В.Н. был назначен помощником АПЛ К-19.
Рижское Нахимовское военно-морское училище. Сборник материалов о встрече выпускников Рижского Нахимовского военно-морского училища по случаю 60-летия его основания 3 декабря 2005 г. - СПб.: изд. «НПП «Система», 2006. - 123 с. Составители: Г. Г. Лойкканен, М.Д. Агронский.
В журнале "Версия в Питере" № 39 от 10-16 октября 2005 г. опубликована статья Сергея Плотникова "Командир реакторного отсека подлодки К-19: МЫ ЧУДОМ НЕ РАЗВЯЗАЛИ АТОМНУЮ ВОЙНУ". Плотников беседует с командиром реакторного отсека Михаилом Красичкиным, из слов которого вытекает, что проливать реактор им было не надо, т.е. действия были ошибочными... Почитайте. Уважаемый Перископ! Даю ссылку на полный текст этой статьи http://versiasovsek.ru/material.php?5228 Здравствуйте, уважаемый Stalker137 ! Я с Вами полностью согласен. И целью моего сообщения было привлечь внимание форумчан, т.к. идёт в печати и по ТВ направленная работа по низвержению правды и очернению нашей истории подводного флота. Я служил на подводных лодках 675 и 670 проектов. Обучался в Обнинске, когда туда попали офицеры с К-19, которые нам преподовали, в т.ч. помощник командира Володя Енин, с которым мы обучались в Рижском Нахимовском училище и училище подводного плавания С уважением, Берзин
Там же на Кузьминском кладбище я познакомился с помощником командира К-19 Владимиром Ениным, который руководил работами в аварийном реакторном отсеке. - Все материалы, касающиеся аварии нашего корабля, были закрыты, - рассказывал Владимир Енин. - И только в 1990 году прошла информация о подводной лодке К-19 в газете "Правда". Командир обращался с письмом в министерство обороны, туда же обращались и моряки с коллективным письмом. Вероятно, эти письма до министра не дошли. Письмо командира проигнорировали, а из министерского аппарата моряки получили невразумительный ответ. Но мы не плачемся в манишку ближнего, говорили подводники. Пережили аварию, переживем и это. Все поколения ПЛА К-19 благодарны последнему командиру лодки Олегу Адамову и его экипажу, которые организовали встречу, а вернее, прощание ветеранов со своим кораблем. В июле 1990 года все подводники присутствовали на символическом последнем спуске флага. Корабль отправлялся на вечный покой. Подводная лодка К-19 была в строю без малого 30 лет. Спустя год мы оказались вместе с Владимиром Николаевичем Ениным на конференции в Берлине. В конце Унтер-ден-Линден, метров за триста до Брандербург-ских ворот, водитель автобуса учтиво предупреждал: сквозное движение из восточного сектора в Западный Берлин на этом маршруте временно приостановлено. Причина, как выяснилось, была прозаической - расширяли проезжую часть. Но в какой-то момент мне показалось, что это сделали специально. Всякого, кто вышел из автобуса, людской поток увлекал и затягивал в узкий коридор, образованный двумя рядами уличных торговцев. Продавали не цветы, не мороженое и не горячие сосиски с пивом. Оптом и в розницу предлагали советские государственные награды, особенно много орденов и медалей периода Великой Отечественной войны. Сквозь этот строй пропускали всех, кто направлялся к рейхстагу через Брандербургские ворота. Шагающий рядом со мной Владимир Енин у третьего или четвертого лотка остановился, тяжело опершись на трость. В окружении юбилейных медалей на пыльном куске сукна лежал орден Красного Знамени. - Сколько? - не сказал, а выдавил из себя старый подводник. На жующей физиономии продавца никаких чувств не отразилось. С явной неохотой, заранее зная, что эти ничего не купят, он назвал сумму в марках и перевел взгляд на других прохожих. Надо было видеть в этот момент лицо Владимира Николаевича! С каким облегчением он бы швырнул в эти рыбьи глаза требуемую сумму, будь у него валюта. Но семидесяти марок, выданных в оргкомитете конференции на транспортные расходы, хватило бы разве что на медаль "Ветеран труда"... Свои награды Енин оставил дома, в подмосковном Обнинске. А в Берлин захватил только справку из военного госпиталя, косвенно подтверждающую, что он, капитан I ранга Енин В.Н., перенес острую лучевую болезнь и две пересадки костного мозга. Он взял ее на тот случай, если ученые умы, приехавшие вместе с ним на международную конференцию, вновь станут говорить, что до аварии в Чернобыле у нас не было серьезных инцидентов с переоблучением людей. Эта справка, потершаяся на сгибах, да орден Красного Знамени - две памятные метки из далекого 61-го. Енин, вопреки ожиданиям врачей, выкарабкался, и еще несколько лет служил в учебном центре. Орден надевал редко, но очень им дорожил. А из той поездки в Берлин - первой за свою жизнь зарубежной поездки - вернулся морально подавленным. И награды перестал надевать совсем. *** Память Подводники из экипажа К-19, умершие от лучевой болезни в июле 1961 года: капитан-лейтенант Ю. Повстьев, лейтенант Б. Корнилов, главный старшина Б. Рыжиков, старшина 1 статьи Ю. Ордочкин, старшина 2 статьи Е. Кашенков, матросы С. Пеньков, В. Харитонов, Н. Савкин. В 1970 году от последствий облучения умер командир БЧ-5 капитан 1 ранга
Это было в июле 1961 года, подводная лодка С-270, участвуя в учениях под кодовым названием «Полярный круг», находилась в северной части Атлантического океана. В этом районе находилось свыше 30 подводных лодок. Поднявшись для очередного сеанса связи на глубину девять метров, радисты приняли радиограмму: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучен. Нуждаюсь помощи. Широта 66 градусов северная, долгота 4 градуса. Командир К-19». Собрав офицеров и старшин во втором отсеке, я прочитал им шифровку и высказал свое мнение: наш долг идти на помощь морякам-подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали.
...
Мы навестили моряков с аварийной лодки, находившихся в местном госпитале. Всех очень тяжелых отправили в Ленинград. Замполит С. Сафонов наблюдал, как грузили в вертолет 11 человек на носилках. Вертолет поднялся с матросского стадиона метра на три, хвостовым винтом задел плакат «Море любит сильных» и рухнул на колеса.
Первым через распахнутую дверь с матом выпрыгнул генерал-медик, а за ним уже вынесли лежачих ребят. Никто, к счастью, не пострадал. Пришлось воспользоваться дешевым морским путем, и на катере Командующего они были доставлены в Североморск, а затем самолетом в Ленинград. В госпитале остался Володя Енин. У него мы спросили, что делать с их партийными, комсомольскими билетами и деньгами, всем тем, что мы сохранили в герметичном кранце. Билеты он предложил сдать в политотдел соединения, деньги отнести ребятам в госпиталь, потому как они покупательской способности не утратили.
Когда мы с Сафоновым положили стопку партийных и комсомольских билетов на стол начальнику политотдела соединения капитану 1-го ранга М. Репину, он посмотрел на них как на неразорвавшуюся гранату. «Зачем вы их сюда принесли?» – спросил он. «А куда мы должны их принести?» – спросили мы. Тогда он вызвал молодую вольнонаемную секретаршу и приказал запереть их в сейфе. Дальнейшая судьба этих партбилетов мне не известна.
Команда ежедневно работала на лодке по много часов. Нужно было стать в док. Начальник отдела кадров соединения подводных лодок Караушев, встретив меня на пирсе, сказал, что на наш экипаж подготовлены наградные документы. С его слов меня представили к званию Героя Советского Союза. Но пройдет месяц (лодка уже стояла в доке), и Глеб Караушев скажет, что наше награждение не состоится, так как Никита Сергеевич Хрущев, не разобравшись, на чьей лодке была авария, на моем представлении напишет: «За аварии мы не награждаем. Н. Хрущев».
В медицинских книжках моряков наших трех экипажей не оставили ни единой записи о полученных дозах радиации.
В конце июля 1961 года, находясь в отпуске в Зеленогорске, случайно встретил похоронную процессию. Как мне сказали провожающие, хоронили моряка-подводника с Севера. Я спросил «А от чего умер?» – «Током убило», - ответили они. «Как фамилия покойного?» – «Рыжков». Да, это тот самый главный старшина Борис Рыжков, который в числе первых трех на носилках был перенесен в наш первый отсек. Когда нас горький опыт чему-нибудь научит?
А между тем после аварии аварийная подводная лодка получила печальную кличку «Хиросима». Впоследствии на «Хиросиме» была еще одна авария, и также с гибелью людей.
Только теперь, по прошествии многих лет, я понял, почему нас так плохо тогда приняло руководство судостроением – мы привезли не только больных, мы привезли вещественные доказательства несовершенства проекта, неотработанности узлов и отсутствия четкой методики эксплуатации новой атомной лодки.
Умерли от лучевой болезни в июле 1961 года капитан-лейтенант Ю. Повстьев, лейтенант Б. Корчилов, главный старшина Б. Рыжиков, старшина 1-й статьи Ю. Ордочкин, старшина 2-й статьи Кашенков, матросы Пеньков, Харитонов и Савкин.
В 1970 готу от последствий облучения умер командир БЧ-5 капитан 1-го ранга А.Козырев.
Вечная им память!
ИСТОЧНИК:
ЧП, которого не было Газета «Звезда» 1991 №3 командир С-270 капитан 3 ранга Ж. Свербилов
Добавлено редакцией проекта K19.ru:
На этом можно было бы и закончить, но не станем торопиться расстаться с Жаном Михайловичем и его славным экипажем.
На третьем пирсе Екатерининской гавани было полно начальства - весь штаб Северного флота во главе с начальником, вице-адмиралом А.И.Рассохо, выделялись красными лампасами прибывшие из Ленинграда генералы медслужбы. После доклада командира “С-270″ начальнику штаба флота на пирс вынесли мешки с эвакуированными секретными документами, а когда дозиметрический контроль показал высокую степень их загрязнения оказавшийся рядом начсан флота генерал-майор Ципичев Иван Трофимович по-кавалерийски энергично потребовал их немедленного сожжения. Стоит упомянуть, что сданные позднее Свербиловым и его замполитом С. Сафоновым начальнику политотдела своей бригады капитану 1 ранга М. Репину партийные документы личного состава “К-19″ вызвали у последнего состояние, близкое к потрясению, и он поручил молодой вольнонаемной секретарше унести их подальше в сейф и там запереть. После построения на пирсе экипаж в полном составе прошел тщательную помывку с дозиметрическим контролем в бане, потом всех переодели в матросские робы и разместили на специально подогнанной плавбазе “Пинега”. Там же разместили и экипаж Григория Вассера: матросов - в кубриках, а офицеров - каютах.
А упоминание Жана Михайловича о встрече со своими коллегами - командирами на борту “Пинеги” хотелось бы привести дословно. Вот эти строки:
“Мы много говорили и пили в эту ночь. Разошлись в 4 утра. Перед тем, как заснуть, я думал о том, что наш экипаж сделал святое дело. Все лодки, участвовавшие в учениях, приняли радио Коли Затеева, но никто, кроме нас, к нему не пошел. Если бы не наша “С-270″, они бы все погибли, а их было более 100 человек…
И если Бог есть, предположил я, мы будем в раю. С надеждой на это я заснул.”
Мариинка открывает сезон 6 октября "Борисом Годуновым". Но перед русской эпической драмой в театре состоится премьера голливудского фильма "К-19". (В Москве фильм "К-19" будет показан 17 октября в киноконцертном зале "Пушкинский" и кинотеатре "Пять звёзд".) В основе картины, которая летом была показана в Лос-Анжелесе и на Венецианском фестивале, - реальные события, связанные с трагедией первой советской ракетной АПЛ К-19 в Северной Атлантике 3 июля 1961 года. Харрисон Форд играет капитана К-19 Алексея Вострикова (прототип - капитан 2-го ранга Николай Затеев), Лиам Нисон - старпома Михаила Поленина (в реальности старпомом был капитан-лейтенант Владимир Енин). На премьере бедет присутствовать ветераны-подводники разных поколений и родственники погибших на К-19. Место премьеры - Мариинский театр - выбрано не случайно: оркестр и хор театра участвовали в записи музыки к ленте. Спецкор "Известий" Юлия КАНТОР попросила рассказать об участии в проекте художественного руководителя Мариинки Валерия Гергиева.
Авторы статьи - сами известные подводники - рассказывают о проектировании и строительстве первых атомных подводных лодок в СССР, о тернистом, порой трагическом пути развития отечественного атомного подводного флота.
...
Очень большие дозы облучения получили также капитан 3 ранга Анатолий Козырев, капитан-лейтенант Владимир Енин, главный старшина Иван Кулаков, старший лейтенант Михаил Красиков. Не избежали своей дозы "бэров" и остальные члены экипажа. Те же, кто работал в непосредственной близости от реактора, ужасно мучались. Люди теряли человеческий облик. У них менялись лица, отказывала речь. Вскоре к перечисленным восьми морякам прибавилось еще трое. Теперь всего тяжелобольных стало одиннадцать.
Корабль находился в тяжелейшем положении. Дважды возникал пожар в реакторной выгородке, где температуру сбить было невозможно. Прервалась связь с берегом - радиопередатчики остались без питания. По мере проливки реактора водой (через нештатную систему) трубопроводы превратились в опасный источник радиации. "Они светились", - вспоминал впоследствии Н.В.Затеев. Чтобы хоть как-то снизить тяжесть последствий, командир приказал вывести личный состав, не занятый спасательными работами и вахтой, на верхнюю палубу.
Необходимо было срочно возвращаться в базу, но как? Если идти в надводном положении, на это потребуется столько времени, что вряд ли потом удастся кого-то спасти, даже если все перейдут на верхнюю палубу. Было высказано мнение - выброситься на береговую отмель ближайшего острова и ждать помощи. Но ведь лодка аварийная, атомная, а здесь чужая территория. И командир для спасения людей принимает, наверное, единственно правильное в той ситуации решение - идти обратным курсом на сближение с находящимися в районе учения другими советскими кораблями. Расчет был таков, во-первых, через них связаться со своим командованием и доложить обстановку, во-вторых, перевести на них хотя бы часть экипажа, прежде всего больных. Сообщив о своем решении экипажу, командир приказал ложиться на курс, обратный курсу в базу.
Риск оправдался. К-19 вышла в район нахождения двух наших дизельных ПЛ проекта 613 под командованием капитанов 3 ранга Г.Вассера и Ж.Свербилова. Их лодки попытались было взять атомный ракетоносец на буксир, однако из этого ничего не вышло - сильно штормило.
На приблизившуюся лодку Ж.Свербилова с большим трудом удалось эвакуировать тяжелобольных и не занятый в борьбе за живучесть личный состав. Оставшиеся на борту К-19 продолжали борьбу за корабль. Был налажен регулярный радиообмен со своей базой, ушли шифровки на КП СФ и ЦКП ВМФ. Берег выдавал мудрые советы, например, кормить облученных свежими овощами и фруктами, поить соками. Но где все это взять в открытом океане? На борту к тому времени не оставалось даже свежего картофеля.
В одной из последних радиограмм Н.В.Затеев просил разрешения свой личный состав перевести на 613-е. Берег молчал.
Сегодня, спустя годы, когда притупилась боль утрат и можно объективнее взглянуть на ситуацию, понятно, что принять единственное правильное решение не мог никто, ибо просто не знал, каким оно должно быть. Ведь все было впервые: первая ракетная атомная лодка, первая авария, первые жертвы от невидимого врага - радиационного облучения. К тому же лодки вышли в океан не на прогулку. К-19, как и дизельные лодки Г.Вассера и Ж.Свербилова (всего 30 ПЛ) участвовала в июле 1961 г. в крупномасштабном морском учении "Полярный круг" и входила в одну из двух завес, развернутых 14-й обпл в северной части Атлантического океана. При одном из всплытий на перископную глубину для проведения планового сеанса радиосвязи с "большой" землей радисты С-270 (лодки Ж.Свербилова) приняли радиограмму: "Имею аварию реактора. Личный состав переоблучен. Нуждаюсь в помощи. Широта 66 градусов северная, долгота 4 градуса. Командир К-19".
Свербилов собрал офицеров и старшин в офицерской кают-компании и зачитал полученную шифровку. В заключении сказал: "Наш долг - идти на помощь". Мнение командира единогласно поддержали. Не ясно было только одно, о какой долготе сообщал командир К-19: западной или восточной? Потом Ж.Свербилову поставят в вину, что он без разрешения покинул свою точку в завесе.
Так страшная беда усугубилась чиновниками, тогда и многие годы спустя, ибо они не признавали последующие заболевания подводников как следствие радиационного поражения. Чего боялись? Почему не хотели признать очевидного факта? Сейчас точно уже не ответить на этот вопрос, ибо многие действующие лица той трагедии давно ушли из жизни. Но вернемся к событиям в Северной Атлантике. Долгота из радиограммы была не ясна, однако старпом С-270 Иван Свищ, проанализировав ранее принятые радиограммы, предположил, что речь могла идти только о западной долготе. Свербилов приказал всплыть в надводное положение и полным ходом идти на сближение с К-19. Через четыре часа хода на горизонте показалась аварийная лодка.
По мере сближения уровень радиации резко возрастал. На расстоянии одного кабельтова он составлял 0,4 - 0,5 рентгена в час, а непосредственно у борта аварийной лодки дозиметрические приборы показывали от 4 до 7 рентген в час.
С-270 ошвартовалась к борту К-19 в 14 часов 4 июля 1961 г. Н.Затеев попросил Ж.Свербилова принять на борт 11 тяжелобольных и обеспечить радиосвязь с командным пунктом.
На борт С-270 перенесли на носилках трех тяжелобольных - лейтенанта Бориса Корнилова, главного старшину Бориса Рыжикова и старшину 1-й статьи Юрия Ордочкина. Другие восемь человек сумели перейти самостоятельно. Едва эти 11 человек разместились в 1 -м отсеке С-270, как в нем поднялся уровень радиации до 9 рентген в час. Чтобы ее снизить, Затеев предложил всех больных раздеть, а их одежду выбросить за борт. Уровень радиации снизился до 0,5 рентген в час. Но сами ребята излучали значительно больше, особенно когда их тошнило.
Ж.Свербилов передал на берег: "Стою у борта К-19. Принял на борт 11 человек тяжелобольных. Обеспечиваю К-19 радиосвязью. Жду указаний. Командир С-270".
Приблизительно через час в адрес Свербилова пришли радиограммы от главкома ВМФ и командующего СФ. Их содержание совпадало: "Что вы делаете у борта К-19? Почему без разрешения покинули завесу? Ответите за самовольство". По просьбе Свербилова Затеев подготовил шифровку о состоянии К-19 и передал ее на берег. Через полтора часа с КП СФ последовало указание командиру С-159 Григорию Вассеру и командиру С-266 Геннадию Нефедову, находившихся ближе других к месту этих событий, следовать к аварийной АПЛ и помочь Свербилову снять людей.
А С-270 продолжала стоять у борта К-19. Больными в ее первом отеке непрерывно занимался врач С-270 Юрий Салиенко. Старпом Свербилова Иван Свищ вместе с помощником командира К-19 Владимиром Ениным руководили креплением буксирного конца, поданного с кормы С-270 на нос К-19 с целью попытаться буксировать аварийную лодку в базу. Однако, как только Свербилов давал ход, пытаясь буксировать атомоход, превышающий по водоизмещению С-270 в несколько раз, капроновый конец рвался как тонкая нить. С буксировкой ничего не получилось.
Когда прототипы героев фильма, советские моряки из экипажа печально известной подводной лодки К-19, прочли первый вариант сценария, они были в ужасе – ничего общего с реалиями их службы текст не имел. Мнение ветеранов-подводников было учтено, и в итоге авторам картины удалось снять один из самых уважительных и достоверных фильмов на советскую тему в истории Голливуда. Одновременно это одна из самых суровых и драматичных картин на тему войны и армии.
Такой фильм никогда не появился бы в Голливуде времен Холодной войны. Основанный на реальных событиях (которые были рассекречены только в 90-х), он показывает русских людей без привычной уже "клюквы". Да, в фильме есть мелкие неточности, но они не имеют никакого значения на фоне общего настроения картины. "Я считаю, что мы должны были снять фильм о героизме нашего бывшего противника", - сказала режиссер Кэтлин Бигелоу российским журналистам. Ей это удалось. Режиссер "На гребне волны", "Странных дней" и "Веса воды", она сняла сильный и драматический триллер, сделанный по всем законам жанра и при этом достаточно близкий к реальным событиям - что потрясает, пожалуй, больше всего.
...
Не узнают их имен и зрители, посмотревшие фильм: ветераны-подводники, не доверяя Голливуду, настояли на том, чтобы все имена в картине были изменены. Так капитан второго ранга Николай Затеев стал Алексеем Востриковым (эту роль сыграл безупречно положительный персонаж американского кино Харрисон Форд), а его помощник капитан-лейтенант Владимир Енин (Лайам Нисон) – Михаилом Полениным. Но страхи оказались напрасны. На российской премьере фильма в Мариинском театре в Петербурге 52 ветерана, в разное время служившие на подлодке К-19, аплодировали стоя - несмотря на все трения, происходившие между подводниками и создателями картины на этапе создания сценария.
Я — член экипажа атомной подводной лодки “К-19”, на которой 4 июля 1961 г. в Северной Атлантике во время первого дальнего похода произошли одновременно 2 чрезвычайных происшествия, едва не приведших к атомной катастрофе:
— авария реактора;
— выход из строя средств связи.
Кинематографисты США (реж. К. Бигелоу) использовали эти события при создании кинофильма “К-19”, который был показан на экранах России и стран СНГ в 2002—2003 гг. Несмотря на то, что фильм — художественный и в нем много вымысла и нестыковок, авария реактора и борьба за живучесть корабля отражены достоверно, а выход из строя средств связи и спасение АПЛ “К-19” другими лодками показаны искаженно, материалов в печати об этом нет.
Каким способом моим радистам удалось передать сигнал “SOS” и тем самым спасти экипаж и предотвратить катастрофу на море, я рассказываю в своей статье как очевидец и непосредственный участник трагедии.
В основе воспоминаний — мой краткий доклад командованию “К-19”, написанный в июле 1961 г. в госпитале г. Полярный, ксерокопия которого попала мне в руки в 2003 году и позволила восстановить временную картину событий.
...
Командир другой ПЛ серии “С” Григорий Вассер, приняв наш сигнал “SOS”, также покинул свою позицию и пошел к “К-19”. Он подошел к нам в 19.00.
Командование СФ (ФКП) ещё ничего не знало об аварии на АПЛ “К-19”, а командиры двух лодок Ж. Свербилов и Г. Вассер и их экипажи уже начали операцию по спасению экипажа и корабля “К-19”. Лишь после получения доклада от командира АПЛ Н. Затеева через передатчик Ж. Свербилова руководить операцией стало Командование СФ.
Помощь экипажу — рядом у борта аварийной лодки, связь с ФКП установлена, это — большая удача для экипажа! Почувствовал жажду, попросил, и мне принесли бутылку сухого вина и плитку шоколада. Всюду радиация, а вино и шоколад защищены от радиоактивной пыли. Из горла выпил несколько глотков вина. Начало спадать нервное напряжение, проявились упадок сил, головная боль, полное безразличие ко всему, окружающее начал воспринимать как в тумане или полусне, стал погружаться в странное состояние, из которого вышел спустя месяцы. Однако остался на ногах и продолжал исполнять свои обязанности.
...По указанию ФКП к нам подошла третья подводная лодка серии “С” Геннадия Нефедова. Экипаж “К-19” был эвакуирован, а спасательное судно “Алдан” привело аварийную АПЛ, получившую прозвище “Хиросима”, в Западную Лицу.
6—7-суточный переход на подводной лодке “С” и эсминце“30-БИС” остался в памяти и спустя 42 года — как события одних суток с эпизодами:
— Эвакуация. Вечер, низкое солнце, волнение моря 2—2,5 балла. На нашу подводную лодку, имеющую большую массу, волны не влияют, а подводную лодку “С” подбрасывает у борта. Выбираю момент для прыжка... прыгаю, и меня подхватывают под руки на палубе. Раздеваюсь полностью, всё снятое летит за борт, оставляю лишь часы и документы. На “пятачке” у торпедных аппаратов в 1-м отсеке мне на голову льют из чайника теплую воду — это первичная дезактивация. Говорю, что с меня стекает в трюм радиоактивная вода, в отсеке будет радиация. Мне отвечают: “А мы её откачаем”.
— 21—22 часа. Офицеры “К-19” плотно сидят вокруг столика в кают-компании. Одеты кто во что — матросская роба, белая или цветная рубаха и т. д. На столе что-то из еды, но никто не ест. “Быть может, вам налить спирта?” — спрашивают хозяева. Соглашаемся на компот. “Кто из вас старший? Вашему экипажу — радиограмма”, — говорит кто-то из офицеров-хозяев. Старший среди нас — пом. командира АПЛ В. Енин. Он знакомится с радиограммой, а затем сообщает нам, что Командование СФ приказывает всем командирам боевых частей и служб атомной подводной лодки “К-19” подготовить вахтенные журналы для дачи показаний следственным органам. Мы ещё не добрались до Берега, а “органы” уже начали свою работу!
— 22—23 часа. После выхода на мостик для перекура ищу себе место для отдыха. В кают-компании на диванах и столике лежат люди, во втором отсеке мест нет. Иду в первый отсек, здесь также всюду люди. На трехъярусных койках — наши моряки из аварийной группы. Вахтенный моряк откуда-то достал и дал мне матрас. Огляделся: единственное свободное место — между торпедными аппаратами, прошел между ними в нос, бросил матрас на настил, там и лег. Чувствуется качка, слышны удары волн о нос подводной лодки.
— Утро. Завтрак. Кто-то из офицеров-хозяев говорит В. Енину, что моряки “К-19” не встают и не завтракают. В. Енин приказал своим офицерам поднимать людей.
— 10 часов. “Пожарная тревога”! — Не учебная: горит электрощит в корме. Только этого не хватало! Щит отключен, пожар ликвидирован.
— 11—12 часов. Попытка перейти с подводной лодки на эсминец. На мостике 3 человека из аварийной группы, их не узнать, лицо и шея распухли, шея сравнялась с плечами (кто-то сказал, что это следствие поражения щитовидной железы). Их поддерживают под руки. Из-за большой волны переход на эсминец не состоялся.
— 15 часов. Как оказался на эсминце — не помню. Получил истинное удовольствие от мытья в душевой. Вторая дезактивация. Нам выдали новую матросскую робу. Яркое солнце, тепло, голубое безоблачное небо, легкий ветерок приятно обдувает лицо, сушит волосы. Эсминец идет полным ходом, справа — берег, который смещается на корму. Прошу закурить у моряка с эсминца. Он исчезает и возвращается с пачками папирос “Беломор”, раздает их морякам в новой робе. Очевидно, купил на свои матросские в судовой лавке. Мы благодарим его, курим. Хорошо!!!
— 21—22 часа. Госпиталь в городе Полярный. Зеленые армейские палатки, в них — душевые. Третья дезактивация. Здесь в коридоре госпиталя утром меня “перехватил” пом. командира АПЛ В. Енин, завел в помещение, где были стол и стул, и сказал: “Вот тебе бумага и ручка. У тебя — 5 минут! Садись и пиши всё о связи в день аварии”.
Так появилась краткая записка — мой письменный доклад командованию АПЛ о действиях БЧ-4 в день аварии, ксерокопия с которой попала мне в руки через 42 года и помогла многое восстановить в памяти.
В госпитале были допросы “органов” и объяснительные записки флагманским специалистам по связи.
Допросы носили обвинительный характер: как я дошел до такой жизни, что допустил выход из строя АПЛ “К-19” в целом и средств связи в частности?
“Собак не злил”, говорил и писал лишь минимум, чтобы мои слова не были истолкованы и направлены против меня, членов экипажа. И, конечно, не упоминал о дефекте передатчика “Искра”, о недостатках в организации связи, понимая, что я — маленькая фигура в Большой Аварии, где столкнулись интересы Военно-промышленного комплекса и Министерства обороны.
Не знаю, кто защитил экипаж, но допросы прекратились.
Ну а в ленинградском госпитале ВМФ, куда нас привезли, была четвертая дезактивация, о которой вспоминаю с улыбкой. Здесь медики организовали нашу обработку более продуманно: помимо внешней промывки была и “внутренняя”. Штатных “очков” не хватало, и гальюн с надписью “М” был залит так, что радиация в нем повысилась до 1 рентгена.
Усилиями медицинских работников экипаж (за исключением 8 подводников, получивших смертельную дозу радиации) в течение года был поставлен на ноги.
Встречи оставшихся в живых, как и показано в кинофильме, проходят в Москве. Утрачена связь с некоторыми участниками похода. Перечисляю: Николай Корнюшкин, Антон Казановский, Виктор Галиганов, Борис Шишилин, Владимир Соколов, Владас Урбас.
Прошу откликнуться и написать мне по адресу: 3200 Молдова, г. Бендеры, Главпочтамт, До востребования, Лермонтову Р. А.
Дозу облучения, значительно превышающую допустимую, получили командир БЧ-5 капитан 3 ранга А.Козырев, капитан-лейтенант В.Енин, старший лейтенант М.Красичков, главный старшина И.Кулаков. Козырев скончался летом 1970г. Врачи заявили, что его кровеносная система была практически разрущена и только могучий организм позволил ему прожить и проработать почти девять лет после облучения. Похоронен капитан 1 ранга А.Козырев в Севастополе в аллее Героев. Все погибшие получили дозу облучения от 5000 - 6000 бэр. Но вернемся к событиям на аварийной "К-19". Подводная лодка осталась с одним работающим реактором, с загрязненными радиоактивными газами и золями отсеками, безсвязи с берегом из-за потери изоляции антенн. Командиру удалось сблизиться с двумя дизельными подводными лодками и с их помощью связаться с берегом. На буксир взять атомоход мешала штормовая погода, однако эвакуировать личный состав, пострадавший от облучения, удалось. В конечном итоге экипаж по решения "берега", перейдя на дизельную лодку. На все тревожные доклады по радио с "берега" выдавали рекомендации - кормить переоблученных моряков свежими фруктами и овощами и поить соками, которых на борту не было. Спасательное судно прибуксировало лодку в главную базу флота. Был произведен восстановительный ремонт, но на этом беды ее не закончились, и флотская молва окрестила ее "Хиросимой". В 1975г. американская пресса сообщила, что атомная лодка США "Гетоу" в ноябре 1969г. столкнулась в подводном положении с советской субмариной в Баренцевом море. Пресса не скрывала, что поход "Гетоу" в Баренцево море осуществлялся по плану Центрального разведывательного управления США. Подводной лодке вменялось в обязанность шпионская деятельность по секретной программе. Ее командиру Л.Буркхардту разрешалось заходить в территориальные воды СССР, приблежаться к берегу на дистанцию в 4 мили, производить радиоперехват и следить за советскими подводными лодками. В случае, если американскую лодку-нарушителя будут преследовать советские корабли, против них разрешалось применять боевое оружие, иными словами, лодка могла развязать войну. И вот, с лодкой-штионом, получившей такие неограниченные полномочия, "встретилась" ни кто-нибудь, а "К-19". Занимаясь в полигонах боевой подготовки отработки задач в подводном положении, она столкнулась с американской субмариной. 15 ноября 1969г. в 7 часов 13 минут раздался удар в носовой части. Несмотря на принимаемые меры дифферент на нос возрастал, лодка погружалась. После продувания главного балласта дан полный ход, и лодка благополучно всплыла. Вогруг никого не было, осморт показал наличие повреждений обтекателй торпедных аппаратов. "Гетоу" получил удар в районе реакторного отсека. И вот здесь произошел эпизод, который мог привести к ядерному конфликту. Командир мино-торпедной боевой части дал приказание подготовить к стрельбе три ракеты и ракетоторпеду "Саброк" с ядерным зарядом. Всплывшая и безоружная* "К-19" представляла прекрасную мишень. Командир "Гетоу" Буркхардт оказался благоразумнее, он отменил решение своего подчиненного и взял курс на запад. Соперничество в океанских глубинах делает столкновения под водой не случайными, но это не значит, что они происходят по злому умыслу - ни один командир на такое не пойдет. Как правило, подобные столкновения - результат несовершенства акустических средств и ошибок в управлении подводной лодкой. Они неизбежны, как столкновения надводных кораблей.
* Ее торпедные аппараты после столкновения были повреждены.
Вот отдельные преподаватели, которые фигурировали в архиве: - английского языка – старший лейтенант Енин
Рижское Нахимовское военно-морское училище. Сборник материалов о встрече выпускников Рижского Нахимовского военно-морского училища по случаю 60-летия его основания 3 декабря 2005 г. - СПб.: изд. «НПП «Система», 2006. - 123 с. Составители: Г. Г. Лойкканен, М.Д. Агронский.
капитан Енин Иван Николаевич - преподаватель английского языка