Пятьдесят лет спустя (альманах второго выпуска ЛНВМУ). Редактор - составитель: Солуянов В.Е. СПб.,1999.
Балакин Юрий Васильевич, участник Великой Отечественной Войны. Окончил ВВМУ им.Фрунзе в 1953 году, СКОС. Служба - КБФ, КСФ, ТОФ (Камчатка, Владивосток), командир КрПЛ капитан 1 ранга, инженер ПО «Электроприбор», Санкт-Петербург.
Балакину Юрию - Хеба - (От названии лезвия «Нева»)
Успех ему сопутствовал везде:
В любых морях, где только Юра не был!
Он верен был своей звезде
С названьем всем известным - Хеба.
В. С.
ПОБЕДИТЕЛИ - Солдаты Великой Войны | Россия / Северо-Запад / Санкт-Петербург.
Балакин Юрий Васильевич. 24.07.1929 г. р.
Ю. Балакин. ТОРПЕДЫ - В ЦЕЛЬ!
     Май 1964 года. Сдали задачи 2 и 3, и настало время торпедных стрельб. Это очень ответственный рубеж. Во многом он зависит от командами. Атака, использование оружия завершают итог боевой подготовки лодки.
     Одно дело - кабинет, и совсем другое - практические стрельбы в море. Правда, перед фактической стрельбой я выходил в море с комбригом на стрельбы «пузырем». Это выход в атаку по реальной цели, но стрельбу обозначали выпуском сигнальной ракеты, из-под воды, а затем составлялся графический отчет по правилам минной службы. Теперь предстояло стрелять практической торпедой. Комбриг предупредил,, что стрельба будет проходить по крейсеру «Мурманск» ( а он являлся руководителем стрельбы) и тут же сказал: «Не подведи старика». Утром мы вышли в полигон и стали ждать сигнала. Волновался ли я ? Конечно, но не только я - весь экипаж. Я чувствовал, что на меня смотрели, но внешне был спокоен и собран. Получили радиограмму: "Атаковать торпедой!". На горизонте целей не видно. Можно было поискать цель РЛС, но не хотелось обнаруживать себя, ведь атака должна быть скрытной. Погрузившись на 30 метров, стали вести наблюдение по акустике. Через некоторое время акустик докладывает:
     - По пеленгу 300" слышу шум винтов, предположительно, крейсер.
     Объявляю боевую тревогу:
     - Торпедная атака! Четвертый торпедный аппарат приготовить к выстрелу!
     Начали маневрирование для определения курса, скорости и дистанции цели. Контакт с целью надежный! Из 1 отсека доложили:
     - Четвертый торпедный аппарат к выстрелу приготовлен!
     До сих пор спокоен и не суечусь - даже самому удивительно... Выхожу в позицию залпа, угол встречи близок к углу 90 градусов, угол Обри маленький, что хорошо, дистанция 15 - 18 кабельтов. Командую контрольный замер, вижу совпадение акустического и автоматического пеленга и командую:
     - Аппарат пли!
     Аккустик следит за шумом пиитов торпеды. Из 1 отсека доложили:
     - Торпеда вышла!
     Выйти-то - вышла, а каков результат? Прослушав горизонт, мы всплываем. Вызываю на мостик сигнальщика и наблюдателей. По пеленгу стрельбы вижу крейсер на стопе. Получаем с крейсера семафор. Улыбаясь во весь рот, сигнальщик кричит:
     - Командиру! Торпеда прошла под мостиком. Благодарю за отличную стрельбу. Комбриг.
     Как будто что-то остановилось у меня в груди... Радость! Передаю н центральный пост:
     - Торпеда прошла под мостиком, атака отличная! В ответ - крики «Ура!».
     Но это еще не все; надо убедиться, что торпедолов поднял торпеду. Вскоре получаю от него семафор: «Торпеда на борту». Вот теперь все...
     Итак, начало положено. За семь лет командования подводной лодкой, я еще много раз выходил в атаку, но первую помню в деталях.
Ю. Балакин. ЗОЛОТАЯ РЫБКА.
     1958 год... Меня назначили помощником командира на подводную лодку «С-99» 617 проекта.

     Это удивительная лодка, единственная в составе ВМФ. Основной ее особенностью была парогазовая турбинная установка (ПГТУ). топливом служила перекись водорода (96%). Стоимость одной заправки - 102 тонны - 1 млн.рублей. Топливо - пожароопасное, а при разложении на воду и кислород - и взрывоопасное. За это мы получали надбавку к зарплате 15 %. К ним можно еще добавить 20% наших «подводных». Те 15% мы называли «платой за страх». При работе ПГТУ лодка в подводном положении развивала скорость 20 узлов. Остальные механизмы и системы мало чем отличались от серийных лодок, но размещение в отсеках и компоновка были оригинальными. Лодка имела одну линию вала, на которую работали главный дизель, главный электромотор, турбина и экономмотор, а также имела турбозубчатый агрегат. По водоизмещению и вооружении» принадлежала наша лодка к классу средних.
     «С-99» проходила опытные испытания, хотя находилась в составе ВМФ.
     Целью была окончательная отработка ПГТУ в процессе длительной эксплуатации. Этим особенностям подчинялась вся организация службы. Наряду с другими мероприятиями по борьбе за живучесть, у нас было боевое расписание «Протечки продукта». Экипаж был тщательно подобран, а обучению придавалось особое внимание. Сдав две курсовые задачи и оперативно подчиняясь бригаде, мы пришли в Либаву для продолжения испытаний ПГТУ. Там нам надо было отработать курс задач боевой подготовки, от результата которого зависела дальнейшая судьба проекта 617.
     И вот, мы в очередной раз выходим в море. Я исполняю обязанности старпома, так как он уехал в отпуск, к семье. Нам необходим полигон с большими глубинами, а это 60-80 миль от Либавы. Море штормит: 4-5 баллов. ..Погрузившись на глубину 80 метров, готовим турбину к пуску. Объявлена боевая тревога... Пускаем турбину и выходим на режим. Малый ход, средний и вдруг... Взрыв! Лодка начинает терять глубину, а из четвертого отсека поступает доклад:
     - В пятый отсек поступает вода!
     Хорошо, что при работе турбины в пятом отсеке нет личного состава, а наблюдение ведется через иллюминаторы четвертого отсека Командир принимает решение на аварийное всплытие, объявлена аварийная тревога. В лодке, тем не менее, все спокойно, никакой паники нет, но вся команда находится в напряжении. Всплываем в позиционное положение. Слышу приказ командира:
     - Старпом, на мостик!
     Отдраиваю рубочный люк, поднимаюсь на мостик... Когда я огляделся, то увидел, что в районе 6-7 балластных систерн по левому борту корпус смят и раскурочен.
     Начали продувать главный балласт, но вскоре обнаружили, что через 6 и 7 систерны свистит воздух, и они не продуваются. С продуванием систерн сохраняется дифферент 4-5% на корму, а корма не продута. Дальнейшая обстановка не ясна. Что повреждено? Как поведет себя перекись водорода?
     Я попросил командира выйти на мостик, показал на повреждения в корме. Выяснилось, что пятый отсек затоплен полностью, ход можем дать только зкономмотором (2-3 узла). Волна бьет в левый борт. До Либавы еще 60 миль... Потихоньку движемся в гавань. Спрашиваю командира, дал ли он радиограмму об аварии. Командир ответил, что дал, но лишь с изложением обстановки, хотя предусмотрен короткий сигнал с указанием широты и долготы.
- Зачем пугать штаб? А то поднимут весь флот по тревоге. Он спокоен, все в лодке на своих постах. Но на душе, честно говоря, не сладко: беспокоит неизвестность: что случилось в пятом отсеке? Какие будут последствия?
     Попытка осушить отсек оказалась неудачной. По закону подлости при взрыве заклинило приводы осушения. Прошло около четырех часов... Вдруг на горизонте появился силуэт, идущий встречным курсом. Наконец, удалось разобрать - идет подводная лодка. Она была на дежурстве и первая вышла к нам на помощь. Обменявшись позывными, узнаем, что на ней находится комбриг. Когда лодка подошла на голосовую связь, командир доложил обстановку, и на этом переговоры закончились. Лодка заняла место по левому траверзу, прикрывая нас от волны.
     Тишина... Малым ходом следуем в Либаву. Через некоторое время обнаруживаем на горизонте несколько силуэтов кораблей: эсминца и четырех больших «охотников». Вероятно, по флоту объявлена тревога. Так оно и есть.
     В Либаве привели в готовность госпиталь. С приходом эсминца начинается хаос... Следует куча запросов ( ведь на эсминце находится зам. командуюшего КБФ, адмирал Котов).
     Командир, внешне спокойный, вдруг не выдерживает и дает семафор на эсминец:
     - Прошу прекратить переговоры!
     Видимо, на эсминце произошло некоторое замешательство, так как поступил семафор:
     - Командиру, изменение обстановки докладывать.
     На этом все кончилось - сообразили, что ас надо нас дергать. Корабли заняли места по корме в строю кильватера. И, наконец, появилось спасательное судно. Армада большая - пропасть не дадут. Ветер усилился, а маневренность ухудшилась. Перед входом в аванпорт необходимо было спрямить дифферент. Командир БЧ-5 по таблицам непотопляемости рассчитал, что надо заполнить. Когда лодка спрямилась, то получилось полупозиционное положение, управляемость еще более ухудшилась.
     И вот мы входим в аванпорт. Главное сейчас - войти в Военную гавань под воздушным мостом. Узкость, боковой ветер...
     Нацеливаемся ... Тут из-под моста выскакивает торпедолов с Командующим подводными силами. Он что-то кричит, а лодку начинает уваливать. Командир, с горькой матерщиной, орет:
     - Не мешать!...
     Торпедолов отходит в сторону, а лодка медленно вплывает в гавань. Пирсы освещены, около них толпится много военных, стоят санитарные машины... Рядом с пирсом стоит плавкран. Швартуемся. На пирсе тишина...
     Когда подали трап и командир сошел для доклада на берег, меня взяли в оборот с вопросами командиры лодок. С плавкрана завели подкильные концы и полузатопленную корму подняли. Кормовой люк вышел из-под воды, его отдраили, И три моряка вышли на палубу... Их тут же посадили в санитарную машину и отвезли в госпиталь. Но ребята здоровые (съели весь аварийный запас), и через час их вернули на лодку.
     Воду из пятого отсека спустили в четвертый и откачали за борт. Туда сразу бросились механики и еще кто-то, похоже, что из госбезопасности. Пробоина оказалась в верхней части отсека, там вырвало клапан. Команду отправили отдыхать на плавбазу, предусмотрительно выставив охрану. На следующий день из Москвы и Ленинграда прилетела комиссия. Настроение у команды было напряженное. Но оно улучшилось, когда комиссия, так и не выяснив причину аварии, сделала заключение, что личный состав вел себя грамотно и мужественно, и что его вины в случившемся нет.
     Прочный корпус и систерны заделали на заводе Тосмааре, и лодка своим ходом перешла в Ломоносов.
     ... А впереди нас ждали другие, не менее сложные ситуации...
     Каждый дальний поход на боевую службу (автономку) - это испытание на прочность себя, экипажа и своего дома - подводной лодки. Я сделал, в общей сложности, шесть походов, каждый от трех до семи месяцев. И вспоминая ту аварию, думалось каждый раз: «Что суждено: жить или погибнуть?». Тогда сыграли свою роль опыт и интуиция командира лодки (капитана 3 ранга Рябова В.). А я получил наглядный урок, как много необходимо знать, как вести себя в экстремальной ситуации и верить в экипаж!
     А тогда, после короткого отдала, мы пришли в Кронштадт, встали в док, демонтировали турбину. Так закончилась служба на "С-99".
     Позже а был направлен на командно-подводный факультет Высших Офицерских классов, а командир - в Академию,
Ю. Балакин. О КОМАНДИРСКОЙ ДОЛЕ.
     Командовать кораблем, независимо от класса, водоизмещения (надводного или подводного) - это мечта офицера, посвятившего себя службе на флоте.
     Но командиром становится не каждый. Что бы быть им необходимы определенные черты характера, наклонности, образ жизни, психология, физические данные (причем, от бога).
     Ведь командир отвечает за все: от быта до высокой боеготовности корабля.
     Петр Первый в своем Уставе о капитане писал: "Капитан имеет почтен быть на своем корабле, который ему поручен в команду, праведно и порядочно поступать по указам следующим, или вновь данным. Чего ради вверяется его искусству и верности повелевать своими офицерами и служителями во всяких должностях для управления корабельного, как в ходу, так и во время баталий и штурмов".
     Командир должен быть профессионалом, отлично знать корабль, его тактические и технические возможности, уметь владеть оружием, грамотно управлять кораблем во всех ситуациях, быть судоводителем и любить море, службу и отчизну.
     И этого мало.
     Знать вероятного противника, его тактико-технические данные, приемы, места базирования. Знать как можно больше, быть разведчиком, уметь предугадывать возможные действия, хитрить (в хорошем смысле слова), не бояться идти на обоснованный риск ради выполнения задачи, стараться быть хладнокровным, выдержанным, но обязательно с «искринкой» внутри, с романтическим настроем. Прежде чем принять решение или отдать приказание надо провернуть в голове возможные варианты и выбрать лучший. И когда решение принимается молниеносно, интуитивно - такие действия может позволить себе капитан, у которого есть опыт, знания и решимость.
     И этого мало.
     Ведь подводная лодка - это не только металл, нашпигованный техникой, а люди, составляющие коллектив, в ведь в этом коллективе сколько людей - столько и характеров, индивидуальностей со своими вкусами, привычками, развитием, это надо знать и учитывать. Не просто, совсем не просто осознать, что такое жизнь молодого человека на этапе его службы... Здесь работа командира похожа на работу учителя в школе. Помимо повседневной учебы надо заниматься и воспитанием характера применительно к трудной и суровой службе на подводной лодке.
     И это не все.
     Хозяйственная деятельность - от быта до содержания подводной лодки, ее запасов, начиная от портянок и кончая боевыми торпедами, от еды до увеселений.
     «Тяжела ты, шапка Мономаха»! Но чем больше ответственности и многообразных забот, тем интереснее служба. Добиваться лучшего результата, продвигаясь со ступеньки на ступеньку, от рубежа к рубежу. Такова жизнь командира корабля - трудная, но почетная.
Ю. Балакин. О МОРСКОЙ ЭТИКЕ.
     1967 год. Сентябрь. Две недели назад вернулись с боевой службы и получили приказ идти в Кронштадт для производства среднего ремонта. Последние четыре года интенсивного плавания привели к расходу моторесурсов, а экипажу лодки необходимо подлечиться, восстановить работоспособность. Идем вдвоем с ПЛ «Б-64» (командир Володя Казанский). На ее борту комбриг, капитан 1 ранга Башкевич В.Д. Немного расскажу об этой подводной лодке. ПЛ «Б-64» - лодка не боевого ядра, предназначенная для проведения научных исследований.
     Итак, идем в кильватере... Перед выходом я внимательно изучил проливную зону, особенно пролив Зунд, подходы к нему. Карты картами, лоции лоциями, а личные наблюдения лучше узнать у очевидцев, поэтому я советовался с командирами, которые проходили Зунд. Пролив Зунд расположен между Швецией и Данией и для него характерны оживленное движение паромов как пассажирских, так и грузовых с железнодорожными составами. Следуют они перпендикулярно движению проходящих судов и не уступают никому дорогу. Об этом нас предупреждал в свое время комбриг. Осенний период - время непогод, и в Норвежском море нас прихватил шторм.. А когда вошли в Северное море погода улучшилась.
     Пройдя проливы Скагеррак и Каттегат, мы подходим к этому злосчастному проливу Зунд. По правому борту высится замок 16 века Кронборг. Именно здесь жил шекспировский принц Гамлет...
     Подходим к узкой части пролива, держа курс 90 градусов. Справа от нас датский порт Хельсингер, слева шведский порт Хельсинборг. Движение паромов, как я уже сказал, оживленное. Объявили боевую тревогу - надо быть готовым ко всему. И тут, мы замечаем как по левому борту за молом движется судно, возможно, паром. И вдруг он выходит из-за мола и со скоростью 14 узлов идет нам на перерез...
     Командую:
     - Стоп дизеля, моторы - средний назад!
     Инерция погашается, и происходит чудо! Паром уступает мне дорогу. Расходимся с ним бортами, а на палубе парома стоит масса
народа. Люди машут платками, шляпами...
     Мы не ожидали гаклого гостеприимства На пирсе, в Кронштадте, комбриг сказал:
     - Ну как паром? Действовал правильно. Мы с Казанским наблюдали. Что, не ожидал, что он отвернет?..
     Бывает и такое...
Ю. Балакин. АДМИРАЛЬСКИЙ ЭФФЕКТ.
     Июнь 1962 года. Лодка находится на сбор-походе в Гремихе, у мыса Святой Нос. Предстоит торпедная стрельба- выходим в «1-ю линию».
     Командиром лодки был опытный, окончивший академию капитан 2 ранга Леонтьев Р.К.
    Погода стояла хорошая, море 2 балла. Нам предстояла стрельба по отряду боевых кораблей.
     Руководитель похода, командир эскадры контр-адмирал Ямщиков находился на одном из эсминцев. Заняв полигон, стали ждать приказа об атаке. Шифровальщик принес радиограмму: "Атаковать". На горизонте не видно никаких целей. Чтобы нас не обнаружили командир решил вести поиск на перископной глубине. Через некоторое время акустик доложил:
     - По пеленгу 270 градусов шуми винтов, предположительно эсминцев». Начали маневрирование на глубине 30 метров. Контакт с целями был надежный, определили элементы движения цели (курс, скорость, дистанцию). Близился момент залпа, и тут командир решает всплыть под перископ и уточнить обстановку. Я находился в Центральном посту, а командир в боевой рубке. Командир поднял перископ...
     Немая сцена в несколько секунд и затем команда:
     - Боцман! Погружайся!
     Командир спустился в Центральный пост побледневший, а в это в{>емя над лодкой слышен ясный шум винтов. Смотрю на командира, в мне нее становится ясно: атака не удалась. Командир подошел ко мне:
     - Видел в перископ борт эсминца!
     Опасное сближение! Когда всплыли в надводное положение тут же получили радиограмму: «Следовать в базу». Выходим на рейд и получаем семафор: «Подойти к борту плавбазы «Печора». Понимаю, что неспроста. Ошвартовались и ОД передал приказание начальника штаба прибыть на борт со всеми журналами. Значит будет разбор!
     Настроение у команды испортилось - все ходят угрюмые. Прошло часа три, и командир с грустным видом приказал, поднявшись на мостик:
     - Сниматься со швартовов я на якорь.
     Но оперативный задал настолько плохую точку якорной стоянки -хуже некуда: мелководье, песок, следовательно, якорь держится плохо, А в Гремихе, на стыке Баренцева и Белого морей часты сильные ветры... В общем, не сладко нам пришлось! Когда мы встали на якорь, командир пригласил меня в каюту:
     - Старпом, дела плохи—Командир эскадры придет с моря и будет разбор опасного маневрирования.
     Настроение у меня, впрочем, как и у всех, остается скверным. Личный состав уважал своего командира , поэтому так чувствовалось сопереживание всему тому, что произошло...
     Около 18 часов к борту подошел катер. От командира катера мы узнаем, что прибыл командующий флотом, адмирал Касатонов. Еще не легче! Среди флотской братии он носил прозвище "Мужик с бритвой". Его назначили на эту должность два месяца назад, но это время уже «полетели головы» и адмиралов, и офицеров...
     Мы приуныли - чем все это закончится? Около 22 часов вернулся командир и сразу же пригласил меня в каюту. Нервы мои были напряжены до предела, и когда я вошел, первое, что услышал, было:
     - Старпом, в 8-00 идем на полигон, на торпедную стрельбу, с нами пойдет командующий флотом.
     Меня чуть удар не хватил. В голове заметались мысли: 2 недели на сборах, бани не было, рабочее платье грязное, ветоши мало, а надо все вычистить, отдраить-. Подготовленность команды в ту минуту меня не беспокоила, так как она была отлично отработана. Я спросил:
     -Аврал?
     Он усмехнулся:
     - Надо сделать все возможное.
     Я собрался уходить, но желание узнать, что же все-таки было на разборе, взяло верх:
     - Товарищ командир, как разбор?
     Командир посмотрел на меня и я прочитал в его глазах плохо скрываемую радость:
     - Все в порядке Все зависит от завтрашней стрельбы...- он продолжал - в кают-кампаний собрался весь штаб. На переборках развешены плакаты, схемы, все в красках. Командир эскадры с надрывом в голосе, строго начал докладывать... Вдруг командующий прерывает его и спрашивает меня: «Командир, вам все ясно?». Я отвечаю: "Да". Тогда он обращается к командиру эскадры и говорит: «На этом закончим, я завтра пойду на лодке на стрельбу»... Вот и все...
     И началась рабочая ночь... Все с вдохновением наводили порядок: не каждый день выходить в море с командующим. На крейсерах к таким авралам привыкли, а вот на лодках - это редкость. У нас принято что когда в отсек входит старший по званию, то подается команда: «Внимание в отсеке», а не «Смирно». В ту ночь я приказал при появлении командующею подавать команду «Смирно», как положено по уставу.
     Наступило утро. Погода свежая, дует северный ветер, что а означает волнение на море. Но наша лодка готова к походу и бою.. Личный состав одели в бушлаты и бескозырки, чтобы скрыть грязное рабочее платье, да и вид в такой одежде пободрее. В 8-00 к борту подошел катер, сыграли свистком нахождение, наш командир встретил командующего на надстройке. Я в этот момент находился на мостике. Командующий поднялся на мостик и сказал:
     - Командир, снимайтесь с якоря, а вы, старпом, пойдемте со мной вниз.
     Пройдя во второй отсек, я подвел командующего к каюте командира.
     Командующим предложил:
     - Старпом, пройдем по лодке.
     В это время лапка ожила: застучали дизеля. Обход начался с первого отсека. Выслушав доклад командира отсека, командующий поздоровался с моряками, прошел к торпедным аппаратам, спросил, какие торпеды на борту лодки и их ТТД. Все отвечали четко, без запинки - и так было на протяжении всего обхода. Чувствую. командующий доволен - повеселел:
     - Хорошо.
     Вернулись в каюту командира. Комфлот прямо в ботинках лег на койку.
     - Старпом, я этот проект не знаю, пусть командипр БЧ-5 возьмет чертежи, и мы с ним займемся, а вы идите на мостик.
     Иду и соображаю: пока все нормально, представляю, что чувствует сейчас командир... Выйдя на мостик, я окинул взором горизонт. Погода ухудшилась, ветер усилился, волнение на море стало больше. А ведь стрельба при волнении выше трех баллов не разрешается, так как можно повредить торпеду при подъеме ее торпедоловом. Командир смотрит на меня, а в глазах вопрос: «Ну как там?» Я коротко доложил, что все пока нормально, настроение у КФ хорошее, изучает с командиром БЧ-5 устройство лодки. Минут через 30 вахтенный Центрального поста докладывает:
     - Старпома к комфлоту!
     Спускаюсь вниз и иду в каюту. Мимоходом спрашиваю у командир:! БЧ-5 Каширина:
     -Ну как?
     Он поднимает большой палец.
     Адмирал лежит на койке и листает журналы.
     - Старпом - спрашивает - сколько шли до полигона? Как погода? Я ответил, что до полигона час хода, а волнение усиливается.
     - Стрелять можно?
     - Пока - да.
     Он отпустил меня и я доложил командиру на мостике, что КФ беспокоится насчет погоды. Через полчаса меня опять вызвали к командующему...
     - Старпом, получил радиограмму: командир эскадры запросил торпедолов, сможет ли он работать. Тот ответил, что трудно, но сможет. Храбрятся! Ну, а как у нас?
     Я ответил, что волна больше четырех баллов.
     - Придем в полигон - посмотрим. Идите. Спустя еще полчаса он опять вызывает меня.
     - Старпом, получил радиограмму, что на флот прибывает Хрущев. Мне надо его встретить. Прикажите ложиться на обратный курс. Жалею, что не смогу присутствовать при атаке... Старпом, мне понравилась организация службы. Есть, конечно, недостатки, но, в общем, впечатление хорошее. Так держать!
     - Есть! - ответил я и бегом на мостик. Думаю: »Да, хорошо, что хорошо кончается»
     Когда доложил командиру, тот заулыбался и приказал ложиться на обратный курс, в базу. И все же жаль, что стрельба не состоялась. На мостик поднялся флагманский специалист РТС Романенко В.П. и испуганно спросил:
     - Что случилось?
     Видимо, он подумал, что комфлота рассердился и возвращает нас в базу.
     Выйдя на рейд, мы увидели, что он пуст - все лодки ушли в море. Командир спросил у КФ, где остановиться.
     - Выбирайте место сами.
     Командир выбрал самую лучшую точку. Около борта уже маневрировал катер. Тут как раз подошло обеденное время , и командир пригласил КФ на обед.
     Комфлот передал на катер:
     - Час ждать!
     Надо сказать, что наш врач составил хорошее меню, и кок постарался. Расселись в кают- компании, вестовой в белоснежной куртке и берете начал разносить вино. У нас были стаканчики по 50 грамм. Тут мы допустили тактическую ошибку. Надо было поставить бутылки на стол. КФ был не прочь выпить, ему могла показаться малой такая доза, но порядок есть порядок. За обедом КФ сделал маленький разбор. Экипаж ему понравился, служба - тоже, отметил, что командир опытный (он знал его по Черноморскому флоту). Затем разговор плавно перешел в «земное» русло. Наш замполит Высоцкий Е.К.. сказал, что у нас завтра юбилей корабля. Комфлот оживился:
     - Я вас поздравляю! С приходом в Полярный соберите офицеров в доме офицеров, с женами, и устройте ужин с вином. Я так делал в Севастополе - всегда было хорошо. Нажмите на политотдел.
     Все недоумевали. Как так? В Полярном сухой закон (потом его отменили), а КФ такое предлагает?! Интересно... Когда его проводили, облегченно вздохнули.
     Вот так, единственный за всю жизнь раз, мне пришлось выйти и море с Командующим флагом.
Ю. Балакин. «И НА СТАРУХУ БЫВАЕТ ...»
     1967 год... Хорошо знакомое мне Средиземное море. Пять раз меня посылали сюда, на боевую службу: охотиться за ПЛАР и выявлять деятельность кораблей и самолетов НАТО и Шестого флота США, Это было время противостояния стран, время холодной войны. Политика - политикой, а мы выполняли свой боевой долг. Всякое случается в море при длительном плавании - и хорошее и плохое. Так случилось и у нас.
     Мы вели разведку в районе острова Кипр. Утром видели греческий берег а вечером - Кипр. Я предполагаю, что Главком не зря выделил этот район, потому что два дня назад корабли Шестого флота США проявили активность. Не знаю, была ли это политическая игра между Турцией и Грецией или шли учения американского флота, но нам надо наблюдать, быть начеку. После навигационных сумерек, наступила темнота.
     Всплываем в надводное положение, вентилируем батарею, отсеки, освободились от мусора и, конечно, перекурили. Вахтенным офицером стоял Жилин, командирская вахта - моя (старпом отдыхал). Докурив последнюю папиросу я спустился в Центральный пост и скомандовал:
     - Вахтенный офицер, погружайтесь!
     На боевой службе погружение производилось одной вахтой срочным погружением. Маневр этот был отработан всеми сменами до автоматизма и занимал по времени около минуты. Я наблюдал за приборами, в ЦП в это время спрыгнул сигнальщик и, вслед за ним, Жнлин-Лодка погружается и вдруг...
     В Центральный пост хлынула вода... Глубина быстро меняется: 10... 15 метров... А вода поступает во весь люк. Мгновенно командую боцману:
     - Боцман, всплывай! Моторы полный ход!
    Тут же бросаюсь к маховикам аварийного продувания, объявляю аварийную тревогу.
     Погружение остановилось. Глубина начала опять медленно меняться: 13, 10, 7, 4, 0 ... Лодка закачалась на волне. «Всплыли!»... О чем я думал в те минуты? Прежле всего, как спасти экипаж и лодку. Уже после всего, что произошло, анализируя случившееся, подумалось обо всем остальном . Мы были на волосок от гибели, при всей простоте условий. «Да, от такого поседеешь* - думалось мне.
     В трюме Центрального поста по пояс в воде стояли матросы. электрооборудование искрит, но пожара нет, главный осушительный насос затоплен, как назло. Я отдал приказание пустить помпу седьмого отсека Никакой реакции не последовало. Я удивился, но тут же вспомнил: трюмньй седьмого отсека - здоровенный и добродушный детина, старший матрос Коцюрко - относится к своему заведыванию, как нянька к дитяти и ругается с трюмными Центрального поста, чтобы те меньше пускали его помпу. Коцюрко в Центральный! Отдраивается переборка четвертого отсека, и появляется Коцюркино лицо, глаза его горят лихорадочно бешеным блеском и обращены на собратьев, стоящих по пояс в воде. Переборка задраена, и туг же заработала помпа седьмого отсека.
Когда я поднимался на мостик, взгляд мой упал на Жилина. Он стоял, прижавшись к переборке, бледный, ошеломленный. Трудно сказать о чем он думал, но ведь именно по его вине могла произойти катастрофа.
     Я вызвал командира БЧ-5 Шумейко:
     - До рассвета осталось шесть часов. Организуйте ремонтные работы, чтобы лодка могла погружаться и выполнять задачу. Мелочами займемся в подводном положении.
     В Центральном посту агрегаты и преобразователи залиты водой, без них мы на глубине, как слепые котята - без акустики, без возможности вести наблюдение.
     К рассвету командир БЧ-5 доложил, что все в порядке, можно погружаться. Меня сменил старпом. Я принял решение пройти по лодке и посмотреть, как настроение у экипажа. Все спокойно, жизнь идет в своем, нормальном ритме. Зайдя в каюту, я задумался, что же такое все-таки произошло? На базе начала бы работать комиссия, здесь же я должен разобраться сам. Расспрашивать в данный момент Жилина не представлялось никакой возможности - он был в психологически неустойчивом состоянии, хотя, как офицер, он опытный, грамотный.
     Я приказал командиру БЧ-5 проверить исправность рубочного люка. Он доложил, что люк исправен. Все стало ясно. Жилин поторопился, резко хлопнул люком, не проверив его на закрытие, и защелка не сработала. На инерции среднего хода люк откинулся , и поток воды хлынул внутрь лодки.
     Наверняка этот случай дойдет до командования - думал я. Так и случилось. Видимо, кто-то из команды поделился о происшедшем, что все обошлось благополучно. Может быть, даже от радости.
     Ну а мы продолжаем нести боевую службу. При швартовке в Полярном нас ждал приятный сюрприз. На пирсе нас встречал оркестр, офицеры, экипажи лодок, командир эскадры контр-адмирал П.Н. Романенко. В сторонке стоял В.П.Каширин (потом он стал помощником флагмеха эскадры) и делал мне руками знаки, будто задраивая люк. Мне стало понятно: командованию известно о происшедшем. Да бог с ними. Плавание было напряженным, задачу выполнили, получили много ценных разведданных. При составлении шифровки Главкому о результатах похода, капитан 1 ранга Кульнинский спросил Романенко:
     - О погружении с открытым люком докладывать?
     - На что адмирал ответил:
     - Не указывай. Командир разобрался, действовал правильно.
     На этом вопрос был исчерпан. Правда, пришлось поделиться опытом с другими командирами...
Ю. Балакин. ПЛЕЙБОЙ.
     1966 год. Средиземное море, залив Хамаммет (Тунис). Стоим у борта плавбазы «Котельников», с другого борта «Б-82». Валера Морозов - командир, с ним - комбриг Башкевич. Пополнили запасы. Помылись в бане. Надо подзарядить аккумуляторную батарею. А в ночь мне надо уходить на позицию к проливу Антикитира у острова Крит. Доложил комбригу. Он предложил сымитировать уход, встав на якорь, сделать зарядку. Дело в том, что над нами постоянно летали противолодочные самолеты «Нептуны» НАТО с острова Сигонелла на Сицилию.
     Я выбрал момент, когда самолет кружил над плавбазой. Отойдя на 5 кабельтов произвел срочное погружение и в подводном положении лег на курс якорной стоянки. На плавбазе наблюдали за действиями самолета. Через 30 минут, на подходе к точке, мы всплыли и обнаружили самолет, который производил поиск на выходе из залива. Обнаружив нашу ПЛ, он на малой высоте начал ее облет, так, что были даже видны летчики в белых рубашках. Вдруг сигнальщик Доложил; «товарищ командир! С самолета сброшен предмет». Этим предметом оказался акустический буй. Когда его подняли на борт, то обнаружили горящую неоновую лампочку и какое-то тиканье. Мы уложили буй я надстройку и доложили на плавбазу. Самолет все еще продолжал кружить, когда мы опять услышали сообщение сигнальщика: «Сброшен предмет». Подобрали пенал от буя. Тут летчики помахали нам руками и улетели.
     Летчики догадались, что мы их разыграли. На пенале толстым фломастером была выведена надпись: "С Рождеством!" (дело было 23 декабря). Я спустился на палубу, взял в руки пенал, потряс его. Внутри что-то было. Я спустился а каюту, пригласив замполита, командира группы ОСНАЗ, что бы в их присутствии проверить содержимое этого пенала. На всякий случаи...
     В пенале оказался журнал «Плейбой». Перелистав страницы, спрятал его в сейф. Журнал, конечно, интересный, богато проиллюстрирован, но порнографии в нем не было.
     Когда же мы вернулись в Полярный с ним произошли чудеса. Спустя несколько дней, на очередном докладе комбриг спросил меня: "У вас есть журнал.... Не могли бы Вы дать мне его посмотреть? А завтра я верну его." Я, конечно, принес ему журнал. Но вернулся он ко мне не сразу, проделав путь от штаба эскадры, члена Военного Совета, Командующего флотом... Я смирился с тем, что журнал уже больше не увижу. Но через месяц, дежуря по эскадре, на докладе адмирал спросил меня: "Товарищ Балакин, вам нужен журнал?" Я несколько стушевался, но ответил: «Желательно...» Тогда он открыл ящик стола, вынул журнал и улыбаясь сказал: «Что, не ожидали, что вам его вернут?» Так «Плейбой» попутешествовал и вернулся ко мне.