Скорее всего исторически он был именно ПитулайнЕн, но в его-то время с этой буквой "Е" дослужился бы он до капраза? И у него, и у его сынульки внешность была вполне финская. сейчас-то я понимаю, что мужик он был, в принципе, нормальный, на его-то должности, но в своё время мне от него сдорово доставалось, как и каждому раздолбаю в училище.
Командир БЧ-1 - капитан-лейтенант Лисицын Михаил Егорович; ...
На одном из первых выходов в море на борту находился Командующий ТОФ Н.Н.Амелько. Управлял кораблем А.П.Михайловский, представляя Командующему своего преемника на посту командира ПЛА, бывшего старшего помощника Владимира Михайловича Ладнова, уже допущенного к самостоятельному управлению кораблем. Зашел разговор о предстоящих перемещениях. Аркадий Петрович уже был назначен заместителем командира дивизии на Север. Н.З.Бисовка планировался заместителем к Л.М.Мирсону, начальнику ЭМС дивизии. Главный вопрос - кто будет командиром БЧ-5? Могли им стать и командир дивизиона движения А.Ф.Писнов, и командир дивизиона живучести В.П.Дыбский. Когда Н.Н.Амелько задал вопрос: "Кого же назначать командиром БЧ-5?" - А.П.Михайловский со свойственной ему категоричностью, сказал: "Товарищ Командующий! Единственный инженер-механик, который может быть командиром БЧ-5 "К-178" - капитан 3 ранга Николай Михайлович Питулайнин". Удовлетворенный Комфлот продолжал допрос: "А что скажет новый командир?" В.М.Ладнов ответил: "Товарищ Командующий, Питулайнин". Когда я стоял вахтенным инженер механиком в ЦП по готовности № 2, Командующий дремал в командирском кресле, В.М.Ладнов, неся командирскую вахту, деловито расхаживал по центральному посту поглядывая на приборы, или заглядывая то в рубку акустиков, то в Штурманскую рубку, где под гул автопрокладчика, склонившись над картой орудовал циркулем и параллельной линейкой наш штурман, Миша Лисицын. Вдруг, открыв глаза, Н.Н.Амелько, обращаясь ко мне и, как бы продолжая прерванный разговор, спросил: "Николай Михайлович, как Вы смотрите на должность командира БЧ-5?" Я что-то начал мямлить, что я - электрик, да еще из надводников и вообще у меня мало опыта. Комфлота сказал: "Ясно". На следующей вахте улыбающийся В.М.Ладнов сказал: "Н.М., поздравляю, только что Командующий флотом отправил представление Главкому о твоем назначении командиром БЧ-5." В базу через неделю возвращались, зная что приказ о моем назначении Главком уже подписал.
В конце 1964 года Главком ВМФ С.Г. Горшков и заместитель Председателя Совета Министров СССР председатель ВПК (военно-промышленной комиссии) Л.В.Смирнов на атомном подводном ракетоносце К-178 вышли в океан и находились в плавании около суток. Вот как это было...
... При полной укомплектованности отработанным личным составом и образцовом содержании корабля, которому по итогам 1964 года был вторично присужден переходящий приз - Красное Знамя ЦК ВЛКСМ "Лучшему кораблю Военно-Морского Флота", сердце корабля - главная энергетическая установка - было поражено тяжелым недугом. В установке левого борта из 4 секций ПГ одна имела течь по первому контуру и была отключена гидрозатворами. В установке правого борта две секции из 4 имели течь по первому контуру и также были отключены гидрозатворами. Таким образом, 42% парогенераторов находились в аварийном состоянии, но аварийные камеры не отрезались и не заглушались. А на Камчатке ждали высокое начальство. Инспекторскую поездку по Дальнему Востоку совершал самый "богатый" государственный чиновник, Заместитель Председателя Совета Министров СССР - председатель ВПК Л.В. Смирнов, которого сопровождал Главнокомандующий ВМФ С.Г. Горшков. Стало известно, что Л.В. Смирнов выйдет на одной из атомных лодок в море. К-178 в расчет никто не принимал: слишком велик риск. Для операции "показуха" готовили торпедную ПЛ К-115, которой командовал сменивший И.Р. Дубягу амбициозный Эдуард Лакманов, ранее служивший командиром дизельной ПЛ и имевший репутацию грамотного подводника. Командиром БЧ-5 был мой приятель Борис Семенович Гапешко, один из лучших механиков на ТОФ, выпускник Лен. ВВМИУ 1956 года. На контрольный выход пошла К-115. На нее указал Главком. Уныние царило среди командования дивизии, когда К-115 возвратилась ранее намеченного срока, не выполнив программу контрольного выхода. Была установка Главкома: "прокатить с ветерком", к этому готовились, но по какой-то причине на скорости около 25 узлов сорвало носовой аварийный буй и затянуло под гребные винты. При обследовании водолазами оказалось, что повреждены лопасти гребного винта левого борта и нарушена центровка левой линии вала, да так, что даже на малых ходах из-за "боя" линии вала содрогание корпуса ощущалось во всех отсеках. Но что доложить Главкому? Командир К-178 В.М. Ладнов и командир БЧ-5 - автор этих строк, убывшие в отпуск, были сняты буквально с трапа самолета рейса Петропавловск-Камчатский - Ленинград и доставлены на ПКЗ в штаб дивизии, где находился командующий флотилией. Предусмотрительный командующий КВФ Н.Ф. Гончар принял такое решение "на всякий случай", и, как оказалось, не напрасно. Робкие попытки В.М. Ладнова разжалобить командующего и доложить, что он и механик еще не были в отпуске, были пресечены сразу: "И я не был в отпуске", - отрезал Н.Ф. Гончар. 16 декабря 1964 года, 10.00. У пирса в бухте Крашенинникова ошвартованы: правым бортом К-115 и левым К-178. На ПЛА установки обоих бортов введены и работают в турбогенераторном режиме. На пирсе находятся оба командира, В.М. Ладнов и Э. Лакманов, замполиты С.П. Варгин и П.К. Алексеев, командиры БЧ-5 Б.С. Гапешко и я. Вскоре от КПП, что на пирсе, медленно двинулась к кораблям большая группа переодетых в РБ адмиралов, в центре которой находились Л.В. Смирнов, С.Г. Горшков и оживленно жестикулирующий командир дивизии В.С. Салов. Мы замерли в положении "Смирно", приложив руки к головным уборам. Обращаясь к Э. Лакманову, членораздельно, негромко, в свойственной ему манере С.Г. Горшков спросил: "Командир, что случилось с кораблем?" Расстроенный, вконец растерявшийся Эдуард еле слышно произнес: "Кашалот, товарищ Главнокомандующий". Главком недовольно переспросил: "Кашалот? - И, не получив ответа, медленно, растягивая слова повторил: - Да, ка-ша-лот!" (ему комдив В. Салов уже успел доложить, что, оказывается, никакого потерянного аварийного буя не было, а под винтами субмарины неожиданно оказался кашалот). Все замерли в ожидании бури, но ее не последовало. Повернувшись к В. Салову, забыв о "кашалоте", Сергей Георгиевич четко произнес: "Пойдем с Ладновым". Я и С.П. Варгин вихрем взлетели через ограждение рубки на ходовой мостик и в считанные секунды через верхний рубочный люк свалились в центральный пост, где я занял свое место у "каштана". Старпом Толя Смирнов уже вовсю нажимал на рычаг колоколов громкого боя, и по кораблю гремело: "По местам стоять, со швартовых сниматься!" Через некоторое время в лодку спустились адмиралы Н.Н. Амелько, В.М. Гришанов, М.Н. Захаров, Н.Ф. Гончар, А.М. Гонтаев, А.А. Рулюк, В.С. Салов, Лизарский, несколько чиновников из Совмина и ЦК КПСС, первый секретарь Камчатского обкома Орлов. Минут через пять в КП спустился Главнокомандующий ВМФ С.Г. Горшков. После того, как я отдал Главкому рапорт по установленной форме, Сергей Георгиевич, сделав жест рукой в сторону скопившихся в центральном посту сказал: "Адмиралов - во 2-й отсек!" - а сам занял место в командирском кресле. Возле него остался командующий ТОФ Н.Н. Амелько, а адмиралы поспешно убыли во 2-й отсек и разместились в кают-компании офицеров. За моей спиной, прижавшись к дверям рубки штурманов, занял место мой шеф - Н.З. Бисовка. Внимательно осмотрев центральный пост, поднимаясь с кресла, Главком произнес: "Пройдем по кораблю". Я выразил готовность его сопровождать, но Сергей Георгиевич остановил мой порыв: "Будешь сопровождать заместителя Председателя Совета Министров". Главком пошел по кораблю в сопровождении Н.З. Бисовки и вернулся в центральный пост, когда я по циркуляру объявил, что зампред Л.В. Смирнов с мостика спускается в Центральный пост. С разрешения Главкома я подал команду "Смирно", которую выполнил и Главнокомандующий, отрапортовал и представился высокому должностному лицу. В это время В.М. Ладанов с мостика запросил: "Прошу разрешения сниматься!". Главком ответил: "Добро!". Лодка медленно, под гребными электродвигателями отошла от пирса. Уже на развороте ПЛ от командира с мостика поступила команда левый борт перевести в турбогенераторный режим, а правый - в маневренный режим - ГТЗА на винт. Из бухты Крашенинникова выходили бодро, под правой турбиной (на правой ноге). Обращаясь ко мне, Л.В. Смирнов четко сформулировал интересующие его вопросы: 1. Как происходит управление ПЛ? 2. Что представляет собой ракетный комплекс? 3. Как производится управление ядерной энергетической установкой? Вслед за мной по кораблю двинулись Л.В. Смирнов, А.М. Гонтаев, Лизарский, два каких-то высоких чина из Совмина. Замыкал процессию начальник политотдела дивизии А.М. Архипов, который, чертыхаясь, задраивал за собой переборочные люки. В 4-м, ракетном, отсеке председатель ВПК задержался на несколько минут, не раз перебивал доклад командира БЧ-2, блестящего ракетчика В.А. Потапова. Его, как бывшего директора завода межконтинентальных ракет, интересовали детали: состав топлива, окислителя, технические характеристики ракет, безопасность обслуживания ракетного комплекса. 6-й, реакторный, отсек, поскольку оба аппарата работали на мощности около 50%, проскочили быстро, едва взглянув через иллюминаторы на крышки реакторов. С неподдельным интересом Л.В. Смирнов, ошарашенный множеством разноцветных сигнальных ламп и световых табло на пульте управления ГЭУ, слушал пояснения командира дивизиона движения В.Г. Рахманского. Услышав по трансляции голос командира о выходе из Авачинской бухты, Л.В. Смирнов и сопровождающие его лица вернулись в центральный пост. Психологически мы, наученные горьким опытом отказов парогенераторов, были готовы к внезапным вводным. Тем не менее сердце екнуло, когда на панели "Каштана" замигал глазок "ПУ ГЭУ" и командир дивизиона движения В.Г. Рахманский доложил: "Прошу взять трубку" (дело в том, что мы с ним заранее договорились неприятные доклады делать не по громкоговорящей связи, а по телефону). Приложив трубку к уху, я услышал: "Николай Михайлович, потекли!". Я спросил вполголоса: "Активность, борт?" В ответ слышу: "Пока 4 ПДК, но активность растет, борт не определен". Дал команду докладывать через каждые 2 ПДК. Услышав эти переговоры, бледный от природы Н.З. Бисовка стал еще белее. Сидевший в кресле Главком обеспокоенно спросил: "Что там у Вас?" Стараясь не выдать волнения, в два голоса докладываем: "Небольшая газовая активность в турбинном отсеке". Сергей Григорьевич спокойно говорит: "Разбирайтесь". Когда в турбинном отсеке газовая активность достигла 10 ПДК, даю команду личный состав из 7-го, турбинного, отсека перевести в электротехнический отсек, а управление ПТУ перевести на пульт управления ГЭУ. В турбинном отсеке остаются В.Г. Рахманский, оставив за себя на пульте управления ГЭУ В.Э. Козерога, В. Лавриков, А. Шмырев - старшина команды турбинистов и О. Петрашко - начальник химической службы. При активности в 16 ПДК ее рост прекратился, значит, неисправная секция ПГ определена! Облегченно даю команду по "Каштану": "Систему вентиляции приготовить на вентилирование турбинного отсека в атмосферу!" Вентилируем 7-ой отсек. Теперь вопрос: "Где течь ПГ?" Час от часу не легче: 2-я секция правого борта! Третья из 4! Наработка на момент аварии составила 3351 час. Согласно технологической инструкции работа ГЭУ на одной секции ПГ запрещена. Далее действуем по заранее предусмотренному алгоритму. Сбрасываем АЗ (аварийную защиту) ЯР правого борта, установку правого борта переводим в режим расхолаживания. Из режима автономной работы бортов ГЭУ переводим в режим работы - одна ППУ (левого борта, с одной отлюченной секцией ПГ) на ПТУ двух бортов, сообщив перемычку по пару между бортами. К этому времени корабль уже находился в точке. Звучит команда "Приготовиться к погружению!", а за ней: "По местам стоять к погружению!" Под одобрительные взгляды Главкома, как на показном учении, демонстрируем Л.В. Смирнову корабельную организацию и четкость действий Центрального поста при погружении подводной лодки. В море находились около 20 часов. Дали максимально возможный ход под двумя турбинами около 15 узлов (как позднее подсчитала "наука", до вскипания теплоносителя в ТВЭЛах оставалось 0,2 градуса Цельсия!). Всплывали на сеанс связи, в точку условного старта ракет. Экипаж проявил себя образцово и заслужил благодарность Заместителя Председателя Совета Министров. На подходе к Авачинской бухте к борту ПЛ подошел торпедный катер и забрал высоких гостей. Последним сошел с корабля Командующий флотом. Устав от суточного напряжения, расслабившись, я в своей каюте стягивал сапоги, как вдруг услышал по трансляции взволнованный голос вахтенного инженер-механика В.П. Диебского: "Командиру БЧ-5 прибыть на мостик к командующему флотом". Н.Н. Амелько в канадке, широко расставив ноги, стоял у верхнего рубочного люка. Когда я поднялся наверх, командующий крепко пожал мне руку и сказал: "Спасибо, Николай Михайлович!". За его спиной широко улыбался В.М. Ладнов. Растерявшись, я забыл даже ответить положенное: "Служу Советскому Союзу!" Вот так проходил этот необычный поход, который запомнился на всю жизнь. Думаю, этот поход запомнился и Главкому. Не знаю, выходил ли еще С.Г. Горшков когда-нибудь в море на атомной подводной лодке с неисправной техникой? Едва ли. Главком был умным человеком. С высоты прожитых лет и служебного опыта задаешь себе вопрос: а стоило ли тогда, в 1964-м, рисковать и выходить в море на потенциально опасной, аварийной ПЛА, имея на борту руководителей Правительства страны, командования ВМФ, 12 адмиралов? Тогда Главком принял решение, и Военно-Морской Флот был достойно представлен правительству страны.
26. Питулайнин Н.М. Параметры и особенности режимов работы дизель-генераторных установок ПЛ. 27. Питулайнин Н.М. Оценка дальности плавания ПЛА с использованием дизель генераторов
Subscribe.Ru : Лучшее из армейских историй на Биглер Ру Выпуск 1575.
Как мы брали Зимний.
На дворе 1981 год, хмурая ленинградская осень. Курсанты 3 и 4 курсов Высшего военно-морского инженерного училища имени Дзержинского готовятся к 109 военному параду в городе Москве, привалило им такое почётное счастье. Ровные чёрные шеренги с карабинами СКС в положении «Штык примкнуть!» на плече усиленно топчут брусчатку Дворцовой площади. И так от обеда до самоподготовки, то есть всё свободное дневное время. В начале октября некоторые особо пытливые военные обнаружили, что ходить стало склизко и душисто. На площади как-то странно попахивало конюшней и, кроме того, ветер носил по брусчатке обрывки старых газет, которые нагло цеплялись к ботинкам, что явно мешало нашим пехотным упражнениям. Ходить было гадко, но выбирать не приходилось. Правда обнаружилась вскоре. В хронически любимой всеми поколениями солдат и матросов информационной программе «Время», обязательной к вечернему просмотру, глашатай социалистической реальность Игорь Кириллов возвестил, что всемирно известный кинорежиссёр Сергей Бондарчук приступил к съёмкам эпизода взятия Зимнего дворца революционными матросами и солдатами в своём очередном гениальном фильме «Красные колокола». Для пущей достоверности гранитные вставки на Дворцовой площади были прикрыты резиновыми муляжами камней, а сама площадь щедро посыпана лошадиным дерьмом и обрывками газет. После съёмочного дня эта гениальная находка режиссёра, конечно, убиралась, но как-то вяло и без особого энтузиазма, поэтому часть запахов революции доставалась и нам, служивым. Вскоре очередная гениальная находка мастера киношедевров в очередной раз ударила нас ниже пояса. В форме приказа нам было предложено изображать толпу матросов, идущую на штурм последней цитадели царизма в России. Все курсантские роты были построены на плацу, и заместитель начальника училища капитан первого ранга Питулайнин в доходчивой форме объявил о свалившемся на наши головы счастье. Для большей достоверности данной процедуры нам было предложено спороть с бушлатов погоны и курсовки, а ленточки бескозырок перевернуть гордыми золотыми буквами с названием родной системы в сторону мозга. Как это было мучительно! Осознание того, что по сле группового присутствия в кадре на какие-то секунды, всю эту атрибутику придётся возвращать в исходное, здорово угнетало. - Ну что, будем ковать нетленку! - дружно решили мы и резанули бритвами по погонам...
В 1979 году капитан 1 ранга ПИТУЛАЙНИН был руководителем практики на “Минске”. Жил он рядом с каютой лётчиков N37, и спать, естественно, не мог из-за тонких переборок. Однажды пришёл и сказал: “Давайте соблюдать правила социалистического общежития”. С этой поры он и два его коллеги участвовали во всех наших капитанских посиделках ностальгируя по флотской юности до пересадки в Адене. Ничего плохого сказать не могу.
Атомная подводная лодка “К-429” (по классификации НАТО “ЧАРЛИ-1”) была построена в г. Горьком в 1980 году. Совершив подо льдами Арктики переход с Северного флота на Тихоокеанский, субмарина влилась в состав второй флотилии атомных подводных лодок. После очередного шестимесячного похода в Индийском океане в конце мая 1983 года благополучно возвратилась в базу. Экипаж отправили в отпуск, а лодку поставили в межпоходный ремонт. Впрочем, находясь на заводе, “К-429” почему-то... числилась на боевом дежурстве. Более того, имела на борту ядерное оружие и готовность в девятнадцать часов. А говоря проще, в случае необходимости лодке отводилось на сборы менее суток. Но выйти в море, врядли бы сумела: штатный личный состав грелся на солнышке где-то в отпусках. А “прикомандированный” личный состав 228 экипажа и его командир Белоцерковский не отработаны и, следовательно, не допущены к самоуправлению кораблем. Экипаж к тому же еще и не доукомплектован.
Таким образом, предписываемая на бумаге боеготовность “К-429” - чистая “липа” для вышестоящих штабов, в том числе и для штаба Генерального. Командир первого экипажа этой подводной лодки капитан 1 ранга Н.М. Суворов с отпуском подзадержался, так как с возвращением с моря его ожидала приятная шифр-телеграмма, что он назначен для дальнейшего прохождения службы в г. Петербург. Решил совместить отъезд в отпуск с отъездом к другому месту службы. Имея за плечами десятилетний опыт командования атомной лодкой и многолетние бесквартирные мытарства по флотским гарнизонам, Николай Михайлович мечтал о квартире в Питере и размеренной преподавательской работе.
Однако чемоданный настрой неожиданно нарушил телефонный звонок из штаба дивизии. Комдив Акаев выдал ценное указание: “Отпускам дробь, готовиться к выходу в море, торпедные стрельбы!” - “Но ведь экипаж разъехался” - удивился Суворов. — “Приходи в штаб” — не стал тратить слов комдив.
Суворов пришел в штаб и стал возражать против выхода “К-429 ” в море. Пытался доказать, что сборный экипаж, это не сборная солянка, к выходу в море он совершенно не готов. Командование дивизии и флотилии доводы командира во внимание не приняли. С утра 23 июня начали собирать “с миру по нитке”. И хотя из штатного экипажа сумели разыскать всего процентов сорок, в тот же день, 23 июня 1983 года, лодка вышла из базы. Капитан 1 ранга Н.М. Питулайнин, в то время служивший на Камчатке, позже рассказывал мне, что после межпоходового ремонта корабль передали смежному экипажу всего за три часа! Проверку лодки на герметичность перед выходом в море не произвели, что уже само по себе факт беспрецедентный.
С чем же была связана столь невероятная суета и спешка? Оказывается, в масштабе флотилии и дивизии не был выполнен план боевой подготовки. Над начальниками давлело одно обстоятельство - поддерживать установленный процент боеготовых сил, тем более, что объединение числилось в передовых. Чтобы не получить “фитиль” и не оказаться в отстающих шли на любые меры. Это характерно было, увы не только для второй флотилии на Камчатке. На предстоящих торпедных стрельбах (их должен был выполнить начштаба флотилии) “К-429” хотели использовать, как мишень. А кроме того “отстажировать” на ней командира Белоцерковского с 228 экипажем, укомплектованным едва на половину.