Ушел из ЛНВМУ летом 1962 года.

Институт общей физики им. А.М. Прохорова. Книга памяти.

"О них можно говорить теперь только в прошедшем времени. Мы помним, как они напористо вели научную дискуссию, отстаивая занятую позицию, как удачно шутили, вовремя снимая напряжение, и смеялись над шутками коллег. Как помогали разобраться с трудными проблемами и в нужный момент просто протягивали руку помощи друзьям и коллегам. Сегодня же мы не только храним память о них, но и стараемся быть достойными их памяти"

Сергей Иванович Яковленко
Коллеги

Сергей Иванович Яковленко был заведующим отделом кинетики Института, профессором, воспитавшим множество кандидатов и докторов наук, активным членом редколлегии журнала "Квантовая электроника". Сергей Иванович всегда оставался яркой личностью не только как известный ученый, но и как активный публицист, отстаивавший свои убеждения перед широкой общественностью.  Тяжелая болезнь оборвала жизнь Сергея Ивановича 5 января 2007 г.  Характер и образ жизни ученого убедительно показывают главы из его последней книги "О Науке и не только о ней" (Научно-популярные, философские и публицистические работы), изданной РИИС ФИАН в 2006 г. (152 с.)

Открытие длиною в шестнадцать лет. С. И. Яковленко. Знание и сила, No 10, 1993, с. 14-22

  В апреле этого года группа ученых, в которую вхожу и я, получила дипломы об открытии нового явления. Мы его называли "химические радиационные столкновения". Эксперты предложили название изменить, и получилось немного скучновато: "Явление обменного химического превращения с участием фотона". Решение о регистрации было принято в 1990 году. Авторы: Л. И. Гудзенко, Л. В. Гурвич, В. С. Дубов, С. И. Яковленко. Приоритет открытия определен по первой подробной публикации 1976 года, то есть считается, что оно сделано шестнадцать лет назад.

  Предстоящее вручение диплома навеяло на меня воспоминания о той поре. Принято считать, что научная жизнь в основном сводится к интеллектуальной деятельности, недоступной пониманию непрофессионала. В какой-то мере это так, детали научной работы могут понять только специалисты. Но есть еще и бытовые проявления существования ученого. Они иногда бывают очень интересны. Мне везло и продолжает везти на различные приключения, как на научном, так и на околонаучном поприще. Может быть, о некоторых событиях, имеющих отношение к зарегистрированному открытию, стоит рассказать.

На подступах
Первый серьезный интерес к физике (то есть захотелось ею заниматься) у меня возник, по-видимому, в седьмом классе средней школы. Тогда я прочитал популярную книжку Корсунского "Атомное ядро" и был поражен необычностью законов микромира.

В то время планировалась перестройка среднего образования. Активно пропагандировалась идея о том, что одиннадцатилетку должны оканчивать лишь особо одаренные дети, а остальным следует ограничиться восьмилеткой. Убоявшись возможности не попасть в особо одаренные из-за непредсказуемых форм отбора, я поступил в восьмой класс нахимовского училища. Хотя конкурс туда, как потом оказалось, был не слабее, чем в институты, провал ничем не грозил, а в случае успеха гарантировалось получение среднего, а затем и высшего образования.

В нахимовском учили хорошо. Преподаватели, как правило, не имели педагогического образования, но это были люди умные, во всяком случае, намного превосходили учителей обычной школы. Тем не менее, окончив десятый класс, я покинул училище. Непонятно, почему захотелось заниматься теоретической физикой. Откуда-то я взял, что в Москве есть институт теоретической физики, и ушел, чтобы поступить учиться в этот институт.

Одиннадцатый класс заканчивал в московской школе. С удивлением узнал, что институт теоретической физики, хотя и существует, но это научно-исследовательский институт, а не вуз. Правда, скоро выяснилось, что в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ) есть факультет теоретической и экспериментальной физики (факультет "Т"), на который я и решил поступить

Последний год обучения в школе прошел в активной подготовке к вступительным экзаменам. Давая прочные знания основ, в нахимовском не делали упора на решение всяких "заковыристых" задач. Этот пробел и некоторые другие удалось за год ликвидировать. Школу я окончил со всеми пятерками в аттестате, но с "серебряной", а не "золотой медалью". Это был результат ссоры с преподавателем математики, который на заключительном педсовете выступил против вручения "золотой медали".

Конкурс в МИФИ на факультет "Т" был в тот, 1963 год восемь человек на место (совпал первый выпуск десятых и одиннадцатых классов). Поступило указание отдавать предпочтение тем, кто имеет производственный стаж. Стоя в очереди, чтобы сдать документы, я видел вокруг почти одни "золотые" корочки аттестатов.

В институте
Поступивших разбили по группам "методом тыка". Я попал в восьмую на специальность "физика горячей плазмы". Первые две группы должны были быть теоретическими, но второй сначала вовсе не было. Набрана была только первая, и к ее подготовке относились более внимательно: например, семинары вели лекторы. Окончательно состав первых двух групп предполагалось набрать со всего факультета на третьем курсе, после пятого семестра. Конкурсным был первый экзамен по теоретической физике.

Его я провалил, то есть получил тройку, хотя ни до, ни после этого не знал сдаваемого материала лучше. Мы с Сашей Бирюковым пострадали из-за одной и той же ошибки. Не ходили на лекции. Проштудировав полтора тома знаменитого "Курса" Ландау и Лифшица (включая задачи), мы были так уверены в себе, что не стали заранее узнавать манеру лектора принимать экзамен. Лектор же, Александр Соломонович Компанеец, человек очень самобытный, на экзамене задавал весьма нетривиальные вопросы, но все они разбирались им на лекциях. Самым страшным для нас оказалось то, что он не давал думать. (По-видимому, он считал, что если экзаменуемый ответа не знает, то не найдет его и во время экзамена.) Говорить надо было сразу, как он кончал формулировать вопрос. Мне, в конце концов, почти на все удалось ответить, но к тому времени Александр Соломонович был краснее обычного. Я вывел его из терпения тем, что игнорировал стучание пальцами по столу и отрывистые фразы типа "Ну, скоро вы там!" Вдобавок, я позволил себе бестактное замечание о том, что задачи каждый решает со скоростью, соответствующей его темпераменту, и не это определяет уровень способностей.

Как хорошо, что пятак упал правильно
Ситуация изменилась к лучшему неожиданно. Лекции по технике спектроскопии у нас читал очень интересный человек и высококвалифицированный специалист Владимир Николаевич Колесников. Однажды, в начале 1967 года, придя на лекцию, он написал на доске названия десяти научных тем, к которым он и его знакомые хотят привлечь студентов. Последняя тема не была сформулирована, но указывалось, что она теоретическая. Желание быть теоретиками выразили только мы с Сашей. Владимир Николаевич пригласил нас в Физический институт, знаменитый ФИАН, для знакомства с будущими шефами.

Мы встретились в Колонном зале. Шефов было вдвое больше, чем нас, студентов, кроме Колесникова, Лев Иосифович Гудзенко, Леонид Александрович Шелепин Боря Гордиец, тогда еще аспирант Шелепина. Нам с Сашей предложили разделиться надвое, то есть выбрать каждому свою из двух предлагаемых тем. Их содержание рассказали по очереди Гудзенко и Шелепин. Рассказывая, они что-то писали на разных углах доски. Суть того, что говорилось, оставалась для нас туманной.

Мы решили бросить монетку и распределиться в соответствии с тем, как она упадет. "Если орел, то ты туда, а я ?туда, говорили мы, указывая на соответствующие исписанные места доски, а если решка, то наоборот". Будущие шефы не возмутились нашим нахальством, а с интересом наблюдали за этим действом. Как независимое лицо бросать пятак вызвался Колесников. В результате я оказался у Гудзенко, а Саша у Шелепина. Через несколько лет, вспоминая давний эпизод, мы с Гудзенко выражали удовлетворение тем, как правильно упал пятак.

Однако в полную силу наша работа с Гудзенко пошла далеко не сразу. Внешне все было в порядке. Еще в 1968 году, до окончания мною института, мы с Гудзенко и Сергеем Сергеевичем Филипповым написали постановочную работу, которую опубликовали препринтом в ФИАНе, и доложили на Всесоюзной конференции по физике низкотемпературной плазмы. Но затем начался занудный численный счет на ЭВМ. Удовлетворения от вычислительной работы я не получал, хотя как-то с ней справлялся. Во всяком случае, диплом был готов.

Делу чуть не повредили мои, мягко говоря, натянутые взаимоотношения с руководством кафедры низкотемпературной плазмы. На защите диплома завкафедрой не захотел санкционировать рекомендацию в аспирантуру. В тяжелом бою меня отстояли Гудзенко и Колесников, которых поддержали сразу два Фетисовых ? Евгений Петрович и Игорь Константинович.

Мой учитель
Взять меня на работу в ФИАН Лев Иосифович не мог из-за своих напряженных отношений с начальством, в частности с Александром Михайловичем Прохоровым. Несмотря на мягкую, неторопливую манеру поведения, Гудзенко имел независимый, твердый характер. Он никогда не унижался до сокрытия своей точки зрения на многие щекотливые вопросы, в том числе и на поведение как высшего, так и непосредственного начальства. Его высказывания отличались нелицеприятностью и часто сопровождались конкретными действиями.

Гудзенко не был диссидентом в общепринятом смысле слова. Человек порядочный, он не делал из своей позиции политической рекламы. Возможно, поэтому, несмотря на большое количество содержащих оригинальные идеи публикаций и несомненный научный авторитет, он сидел на должности младшего научного сотрудника даже после защиты докторской диссертации. На должность старшего научного сотрудника его перевели примерно за год до смерти.

Для продолжения нашей совместной работы (после моего окончания МИФИ), Гудзенко договорился с Владимиром Ильичем Коганом, что тот возьмет меня к себе в аспирантуру теоретического сектора отдела плазменных исследований Института атомной энергии имени И.В. Курчатова. Вот так и получилось, что, хотя дипломную и кандидатскую работы я выполнял под фактическим руководством Гудзенко, формально руководителем диплома у меня записан Колесников, а кандидатской ? Коган.

Период устройства в аспирантуру пришелся на 1969 год. До этого я уныло, по выражению Гудзенко, считал на ЭВМ. Теперь, не имея такой возможности, я стал размышлять о некоторых наших общих задачах. Тогда и возникло у меня несколько идей, во многом определивших мою дальнейшую научную деятельность. Здесь я расскажу об одной из них.

Как известно, электронная оболочка атома может находиться в возбужденном состоянии, когда ее энергия выше, чем в самом низком, основном состоянии. Такой возбужденный атом, пролетая мимо другого, невозбужденного, способен, по законам квантовой механики, издали передать ему свою энергию, а сам перейти в основное состояние. Этот элементарный акт называется передачей возбуждения. Он играет важную роль, например, в физике газовых лазеров.

Однако далеко не всегда передача возбуждения осуществляется достаточно эффективно. Для этого надо, чтобы энергия, высвобождаемая при переходе в новое состояние, совпала с энергией, поглощаемой электронной оболочкой другого атома. Если атомы одинаковы, такое условие выполняется автоматически. Однако практический интерес представляет передача возбуждения между атомами разных химических элементов, а у них энергии переходов обычно не совпадают.

Вот по невежеству я и захотел компенсировать разницу энергий с помощью светового кванта от лазера. Этот квант атомы должны поглотить или испустить непосредственно в ходе столкновения. Поразмышляв немного, я свою идею чуть не забраковал, убоявшись, что вероятность такого перехода будет очень мала. Однако Гудзенко сразу счел мои соображения достойными развития и даже предложил для такого типа актов специальное название ? радиационные столкновения.

Часто люди, способные к выдвижению оригинальных мыслей, не могут объективно оценить идеи чужие. Не таков был Гудзенко. Он не только ценил, но и проявлял большую цепкость при спасении понравившейся идеи. Мы сразу же стали придумывать различные возможные акты такого типа. Например, два невозбужденных атома сталкиваются друг с другом и с большим фотоном, поглощают его, возбуждаются и уносят, каждый в свою сторону свою часть энергии фотона. Пошла непростая работа по выявлению механизмов таких актов. К исследованию радиационных столкновений после наших публикаций подключились многие ученые. Эта теория составила больше половины моей кандидатской (1973 год), а затем и докторской диссертации (1980 год). В 1984 году я опубликовал монографию "Радиационно-столкновительные явления".

В процессе работы над радиационными столкновениями происходило много интересных околонаучных событий. Рассказать обо всех них нет никакой возможности. Упомяну лишь несколько эпизодов.

"ЖЭТФ" и другие
Работая над одной из проблем, я обнаружил, что близкие вопросы исследовал А. С. Компанеец. Задачу он решил изящно, однако не заметил возможности существенно обобщить подход, а главноеб не знал, что в точности такую задачу, но другим способом, рассмотрел на несколько лет раньше американский ученый У. Фано. Я обобщил подход Компанейца и применил эти результаты в теории радиационных столкновений.

Из "Журнала экспериментальной и теоретической физики" ("ЖЭТФ") на мою работу пришла разгромная рецензия. Событие совпало с поступлением (после аспирантуры) на работу в теор-сектор отдела плазменных исследований, руководимый замечательным человеком и выдающимся физиком Михаилом Александровичем Леонтовичем, членом редколлегии "ЖЭТФ". Михаил Александрович в науке признавал только "гамбургский счет" и никогда не защищал своих сотрудников лишь потому, что они "свои". Наоборот, он считал, что "своих" надо "жучить и жучить", требовал публиковать работы только самого высокого научного уровня и очень бурно реагировал, если ему казалось, что уровень понизился.

Михаил Александрович в крайнем возбуждении пришел с заседания редколлегии, где отклонили мою статью, бегал по коридорам и громовым голосом требовал найти "этого эфиопа" и его учителя, то есть Когана. Как через несколько лет выяснилось, рецензию на меня написал уважаемый многими за сосредоточенное выражение лица Давид Абрамович Киржниц. Укрепил же возбуждение Леонтовича случайно оказавшийся на редколлегии Игорь Ильич Собельман. Он был (и есть) член редколлегии "Писем в ЖЭТФ", но не самого "ЖЭТФ".

Теоретики на работу ходят раза два в неделю, а потому нашел он меня лишь на следующий день. Мы разговаривали с Валерой Лисицей, когда в комнату ворвался Леонтович с криком, что не допустит халтурных работ в своем секторе. Валера вжался в стенку. Терять было нечего, и я тоже достаточно громко (иначе не было бы слышно) стал кричать, что он не имеет права называть мою работу халтурой и потребовал сказать, в чем халтура. Аргумент, что Михаил Александрович, не являясь специалистом в данной области, доверился мнению рецензента и выступившего на заседании редколлегии И.И. Собельмана, а сам работу не прочитал, сыграл решающую роль. Он сразу замолчал и на секунду задумался. Потом сказал: "Пусть с вашей статьей разберутся Олег Борисович Фирсов и Лисица. Если халтура - уходите из сектора. Выйдя, хлопнул дверью.

Вердикт, вынесенный внутренними рецензентами, гласил: работа не ниже уровня "ЖЭТФ"; некоторые места следует изложить яснее. Статью опубликовали, а Лисица, разобравшись в ней достаточно глубоко, предложил использовать понятия теории уширения спектральных линий в дальнейшем развитии тематики. В частности, указал, что введенное нами с Гудзенко для радиационных столкновений характерное расстояние в теории уширения принято называть радиусом Вайскопфа.

Общение с Лисицей породило серию наших совместных работ. Одну из них мы доложили на семинаре Компанейца. Тот с удивлением узнал о работах Фано, но пережил это спокойно. Нашу работу оценил высоко, сказав, что давно не слышал на своем семинаре докладов такого уровня. Валера, знавший историю с провалом экзамена, подталкивал меня локтем: "Скажи, что он тебя в теор-группу не взял". Я постеснялся. Через год, отдыхая на Рижском взморье, Александр Соломонович утонул, стало плохо с сердцем.

Письмо из Америки
Нам сильно повезло, что теоретические идеи, связанные с радиационными столкновениями, подхватили несколько экспериментальных групп на Западе: зарубежные ученые обнаружили практически все те реакции, которые мы предсказали. Более того, они подтвердили основные закономерности, следовавшие из нашей теории, в частности зависимость вероятности элементарного акта от частоты (контур спектральной линии) и мощности лазерного излучения (новый тип нелинейности). Наиболее интересные результаты получил профессор С. Харрис из Стэнфорда.

Помню, в 1974 году я получил лично мне адресованное письмо из Америки. В те времена переписка, как говорили в шутку, с буржуями не была широко распространена. Поэтому уже сам факт получения такого письма меня удивил. Что же касается его содержания, то оно потрясло меня своим благородством. На прекрасной бумаге с водяными знаками, на великолепной пишущей машинке, печать которой трудно отличить от типографского текста, было напечатано буквально следующее:

"Дорогой д-р Яковленко, к сожалению, я лишь недавно узнал о ваших работах "Радиационные столкновения" и "Ионизация при радиационном столкновении". Я направляю поправку в "Физикл ревью леттерз". Искренне Ваш, Степхен Харрис Профессор

В конверт был вложен оттиск только что вышедшей в "Физикл ревью леттерз" работы Харриса и Лидова, в которой предлагалось лазерным излучением стимулировать передачу возбуждения от одного атома другому. Иными словами, полный американский профессор извинялся перед новоиспеченным русским кандидатом за то, что не ознакомился вовремя с его статьями в советском журнале.

Обещанная профессором Харрисом поправка действительно скоро появилась. Она гласила:

"Наше внимание было обращено на работы... (дальше идут точные ссылки С.Я.), частично предвосхищающие и перекрывающие содержание нашей заметки".

Этот поступок крупного американского ученого был в духе традиций прошлого, но не этого суетного и мелочного века. Я перебрал мысленно наших академиков. Пришел к выводу, что на такой поступок были способны лишь несколько человек старшего поколения, как говорили в шутку - динозавры. Среди них - М.А. Леонтович. О нынешних умолчу.

Валера Дубов
Как только мы немного разобрались в механике радиационных столкновений, почти сразу родилась идея химических радиационных столкновений. Она возникла, как я сейчас понимаю, благодаря невежеству в химии. Нам захотелось, чтобы световой квант выполнял в химических реакциях ту же роль, что и в реакции передачи возбуждения. Например, так: сталкиваются атом и молекула. Бывают ситуации, когда этот атом выталкивает из молекулы какой-нибудь другой атом и "садится" на освободившееся место. Но такие реакции могут идти только между определенными атомами и молекулами, "желающими" вступить друг с другом в химическое взаимодействие. А что если посветить на сталкивающиеся атомы? Может быть, они проглотят фотон, и в результате химическая реакция произойдет?

Не зная еще даже, возможны ли такого рода процессы, мы назвали их химическими радиационными столкновениями. Гудзенко мечтал, например, растить алмазы с помощью лазерного луча (используя подобные взаимодействия с поверхностью). Осознавая, что в химии мы разбираемся слабо, Гудзенко привлек к нашей деятельности своего старого знакомого Льва Вениаминовича Гурвича. Тот поддался не сразу, ссылаясь на то, что обязанности его отдела в составлении химических справочников, а не обнаружении непонятных реакций, но потом согласился и пригласил для этой работы выпускника химфака МГУ Валеру Дубова. Валера и оказался тем человеком, который внес решающий вклад в открытие химических радиационных столкновений.

Имея завидную волю к достижению цели, он начал сразу с эксперимента, который, ввиду нашего непонимания механизма процесса, ни к чему не привел. Постепенно стало понятно, в чем дело. Чтобы такие реакции шли, нужна особая ситуация. Одному положению ядер сталкивающихся атомных частиц при разных состояниях электронных оболочек должны соответствовать разные химические связи. Такая ситуация встречается редко, поскольку молекула обычно "не хочет" подпускать к себе чужой атом достаточно близко. Когда же молекула не столь "щепетильна", химические реакции обычно идут хорошо и без участия светового кванта. Положение казалось безвыходным, но тут помог случай.

На нашем семинаре, проводившемся полулегально, один специалист из Института химической физики рассказал о не известных нам тогда гарпунных реакциях. В эти реакции вступают обычно атомы металлов и молекулы галогенов. Атом металла как бы выбрасывает далеко от себя электрон, который тут же прилипает к молекуле галогена. Молекула разваливается, а атом металла остается с той ее частью, к которой прилип электрон. В не очень точной, но образной терминологии атом с помощью гарпуна-электрона захватывает часть молекулы.

Как только механизм гарпунных реакций стал понятен, стало ясно, как могут реализоваться химические радиационные столкновения. Надо просто взять вместо атома металла атом инертного газа и с помощью фотона заставить его забросить электрон на молекулу галогена в ходе столкновения. Без фотона инертные газы в химические реакции, как правило, не вступают.

Валера Дубов сразу приступил к экспериментам. Надо было измерить поглощение в ксеноне, потом во фторе, а потом в их смеси. Затем требовалось сравнить полученные коэффициенты поглощения и убедиться, что коэффициент поглощения смеси пропорционален произведению концентраций взятых газов. Это и будет доказательством, что поглощение происходит именно в ходе столкновения.

Простые физические идеи обычно обрастают так называемыми экспериментальными трудностями. Измерение поглощений следовало производить с помощью коротковолнового излучения. Его называют вакуумным ультрафиолетом (ВУФ), поскольку в воздухе это излучение сильно поглощается, и работать с ним можно только в вакууме. Экспериментаторы не любят работать с ВУФ-излучением, в частности из-за отсутствия хорошего оборудования. И у Дубова не было фотоприемника, способного прописать нужный спектр.

Но его упорство и изобретательность преодолели и эту трудность. Валера нашел своего однокашника, работавшего в каком-то секретном НИИ. Там нужное спектроскопическое оборудование было. Не знаю уж, каким путем, но им удалось проносить туда через проходную баллоны с ядовитыми смесями, а обратно ? прописи спектров. Результаты оправдали все ожидания. Эффект, несомненно, наблюдался.

Мы изложили теорию и описали эксперимент в двух кратких заметках, направленных в - американский химический журнал, и в большой статье, направленной в "ЖЭТФ". Из "ЖЭТФ" пришел ответ, что статья не по профилю журнала, но после препирательств ее все-таки приняли. Именно эта статья стала приоритетной при регистрации открытия. Мой опыт контактов с "ЖЭТФ", нашим ведущим общефизическим журналом, говорит, что статьи, которые потом оказались наиболее признанными, проходили в него с большим скрипом. Недавние наши работы, которые представляются мне сейчас самыми важными (статья "Как мы обнаружили дьявола" в "Знание - сила", No 57 1992 год), были опубликованы в других журналах.

Среди авторов упомянутой приоритетной статьи нет сотрудника секретного НИИ, снимавшего спектры, он категорически отказался войти в авторский коллектив, сказав, что ему, если узнают, за это снимут голову. Эксперимент был воспроизведен в легальных условиях лишь через несколько лет. Аналогичные результаты потом получили американские ученые. До сих пор в зарубежных публикациях появляются ссылки на эти работы.

Смерть учителя
В конце 1977 года я подготовил докторскую диссертацию, но встретил сильное и разнообразное противодействие при утверждении ее темы. Лев Иосифович меня подбадривал, но ничем реально помочь не мог, в частности потому, что все хуже себя чувствовал и нередко оказывался в больнице. Я настроился на решительные научные сражения, часть из них сразу выиграл, но в марте 1978 года Лев Иосифович почувствовал себя резко хуже и через несколько дней умер.

Осталось много его незавершенных работ. Некоторые из них даже не были еще работами в полном смысле слова, а скорее начатыми обсуждениями. Материал следовало сразу как-то доработать и опубликовать. Мы, то есть его ученики и соавторы, взялись за написание по этим материалам тома "Трудов ФИАН", посвященного памяти Льва Иосифовича. Подготовка книги длилась более года. На этот период свои диссертационные дела я, естественно, забросил. Защититься мне удалось только в 1980 году ? правда, уже без больших трудностей, борьба наиболее упрямых противников носила арьергардный характер. Вслед за США наши работы стали признавать и в Союзе.

В ходе подготовки тома памяти Гудзенко изложенным там материалом заинтересовался Федор Васильевич Бункин, который затем пригласил меня в свой отдел на должность заведующего теоретическим сектором. К тому времени из ФИАНа выделился Институт общей физики (ИОФАН) под руководством А. М. Прохорова, куда я и перешел в 1984 году. Дальнейшее научное бытие тоже носило бурный характер, но об этом пока писать не стоит, слишком близки события.

Сейчас многое изменилось. Теорию плазменных лазеров разрабатывают молодые люди, никогда не видевшие Л.И. Гудзенко. Но я не забываю ни его роли в формулировании исходных физических идей, ни его морально-этических оценок. Его высказывания о людях, которых я тогда только видел издали, впоследствии полностью оправдались. Это мне очень пригодилось.

Сделать открытие - самое легкое
Работа над химическими радиационными столкновениями в значительной мере стала делом жизни Валеры Дубова. Он активно продолжал экспериментальную и теоретическую работу. В отличие от "буржуев", сразу признавших как обычные, так и химические радиационные столкновения, многие советские специалисты отнеслись к нам недружелюбно.

Помню, один почтенный профессор на семинаре крыл матом моего соавтора, пытавшегося объяснить, что должен наблюдаться новый тип оптических явлений, нелинейных по интенсивности, лазерного излучения. Другие доказывали, что химические радиационные столкновения - плод нашей фантазии, что мы спутали обычное поглощение света молекулой с нашим эффектом. Самое неприятное, свои критические замечания никто не хотел направлять в печать, ограничиваясь кулуарным обсуждением. Борьба на уровне кулуарных слухов - излюбленная форма существования научных паразитов.

В связи с этими обстоятельствами мы считали, что экспериментальные доказательства открытия нового явления должны быть безупречными. Все факты, полученные позже в экспериментах по наблюдению не только коэффициента поглощения, но и свечения продуктов химической реакции, точно укладывались в разработанные теоретические представления. Однажды, уже после смерти Гудзенко, Валера приехал ко мне и сказал, что химические радиационные столкновения вполне можно подавать на регистрацию в качестве открытия. Мы об этом поговаривали и раньше, но не хотелось взаимодействовать с нашими бюрократами. Даже получение диплома на изобретение было связано с огромным количеством бюрократической казуистики, а уж возня с оформлением открытия выглядела совсем устрашающей. Я сказал, что мне лень возиться, да и неясно, зачем. Он ответил, что эту часть деятельности берет на себя, оформлять будем от Института высоких температур, в котором он работает, а открытие ему желательно для последующей защиты докторской диссертации. Я согласился.

И действительно, огромную неприятную работу по оформлению бумажек и отстаиванию научных положений перед невежественными нападками в различных инстанциях он с честью выполнил. Правда, истинный масштаб бюрократических препон недооценил. Докторскую защитил несколько лет назад, а диплом об открытии до сих пор не получил.

В результате - из четырех авторов открытия на момент получения диплома один умер, а двое находились за границей. Я, как уже отмечалось, свой диплом получил.

Комитет по открытиям наши социальные активисты разогнали. Правда, по заявкам, о которых решение о регистрации принято до разгона комитета, дипломы выдали. За время своего существования (1955-1991 годы) комитет зарегистрировал 402 открытия. Это ? включая медицину, геологию и биологию.

Мне трудно занять однозначную позицию по данному поводу. Конечно, процедура формирования реестра открытий имела массу недостатков. Часто получение диплома на открытие обусловливалось пробивной способностью авторов, а не уровнем их результата. Однако, на мой взгляд, противниками института открытий движут совсем другие соображения. Людям, владеющим клановой рекламой в околонаучной среде, совсем не нужно четкое установление приоритета, без которого невозможна регистрация открытия. Они обходятся своими средствами пропаганды нужных им людей. Поэтому, в частности, академиков больше, чем авторов открытий.

Оглядываясь на события двадцатилетней давности, испытываешь естественное чувство ностальгии по тем временам. Многое было плохо, но не видно, что сейчас стало лучше ? для нормального ученого, а не научного проходимца. Главное ? другое было отношение к научной деятельности. Конечно, далеко не все воспринимали ее как служение истине. Многие, если не подавляющее большинство титулованных ученых, использовали науку как способ решения личных материальных проблем. Однако интеллектуальная среда обитания была все же существенно лучше. Не наблюдалось удручающего равнодушия к научным результатам, которое имеет место сейчас. Было раздражение, на худой конец ? зависть, но не было этого наплевательского отношения, когда примитивный инстинкт делания денег забивает все человеческое. Особенно беспокоит отсутствие в науке молодежи. Сегодня толковые молодые люди становятся студентами чаще лишь для того, чтобы заниматься бизнесом.

Конечно, волна торжества носителей примитивных инстинктов должна схлынуть. Может быть, и хорошо, что проходимцы сейчас считают науку непрестижным занятием. Тогда в ней в большинстве окажутся настоящие ученые. Однако очень хрупкие нити формируют интеллектуальную среду обитания ученого. Не будут ли они необратимо разрушены новыми благодетелями человечества?..

Сведения об авторе
1. Фамилия, имя, отчество: Яковленко Сергей Иванович
2. Место работы: Институт общей физики РАН им. А.М. Прохорова,  должность: заведующий отделом

3. Ученая степень: доктор физико-математических наук присуждена в апреле 1980 года, утверждена ВАКом в декабре 1980 года

4. Ученое звание: профессор присвоено в 1991 году

5. Год и месяц рождения: 1945, 3 ноября

Профессор Яковленко С.И. известен, прежде всего, как ведущий исследователь в следующих научных направлениях:
1. Теория лазерно-индуцированных столкновений;

2. Теория плазменных лазеров;

3. Моделирование фундаментальных свойств кулоновской плазмы из первопринципов.

4. Теория лазерного разделения изотопов.

5. Теория формирования убегающих электронов и электронных пучков в плотных газах

Лазерно-индуцированные столкновения. Речь идет о новом типе элементарных актов, в которых лазерный фотон стимулирует переход сразу в двух электронных оболочках сталкивающихся атомов или молекул. Например, передача возбуждения с поглощением (излучением) фотона. Эти процессы предсказаны и теоретически исследованы в 70-х годах С.И. Яковленко с соавторами. Его работы стимулировали множество экспериментов, проведенных у нас и за рубежом. Зарубежные авторы подчеркивают приоритет его работ. Эксперименты подтвердили все основные предсказания теории С.И. Яковленко. В частности были экспериментально обнаружены новые элементарные акты (С. Харрис и др.1977-79) и новый тип нелинейных явлений, связанных с влиянием лазерного поля на акт столкновения (А. Зеке и др. 1977; А.М. Бонч-Бруевич и др.1980). Кроме того, в работах С.И. Яковленко с соавторами теоретически и экспериментально исследован новый тип химических светоиндуцированных реакций. В 1990 году в Государственный реестр внесено открытие явления обменного химического превращения с участием фотона (No 379). С.И. Яковленко выдан диплом на открытие. В 1995 году за это открытие С.И. Яковленко присуждена медаль им. П.Л. Капицы. По этой теме С.И. Яковленко в 1984 опубликовал монографию [1].

Теория плазменных лазеров. Речь идет о лазерах с переохлажденной по степени ионизации активной средой, т.е. лазерах на рекомбинирующей плазме. Начальные идеи, выдвинутые в 60-х годах Л.И. Гудзенко и др., получили в 70-х и 80-х годах качественно новое развитие в работах С.И. Яковленко с соавторами: было предложено создавать квазистационарно переохлажденную плазму жестким ионизатором (электронными и ионными пучками, ядерными осколками, коротковолновыми фотонами); получено условие инверсии на фотодиссоциативных переходах (еще до первой реализации лазеров на этих переходах); разработаны принципы формирования инверсии в рекомбинационном режиме (в частности, путем разгрузки нижних уровней реакциями Пеннинга и химическими реакциями). Эти разработки были подтверждены экспериментально. Были построены математические модели активных сред многих лазеров, в том числе пучковых лазеров и лазеров с ядерной накачкой; лазеров ВУФ и мягкого рентгеновского диапазона; лазеров на фотодиссоциативных переходах (эксиплексных и эксимерных лазеров). На основе этих исследований создан комплекс программ "ПЛАЗЕР", использовавшийся в нашей оборонной промышленности и приобретенный Лос-Аламосской национальной лабораторией (США). По этой теме С.И. Яковленко с соавторами опубликовал три монографии [2-4].

Исследование классической кулоновской плазмы из первопринципов. Речь идет об анализе фундаментальных свойств плазмы на основе результатов численного решения системы динамических уравнений для многих частиц. Исследования, начатые под руководством С.И. Яковленко, в середине 80-х годов привели к предсказанию возможности метастабильного состояния переохлажденной неидеальной плазмы. За эти работы в 1995 году С.И. Яковленко с соавторами удостоен премии им. А.Н. Крылова.

Лазерное разделение изотопов. В 90-х годах С.И. Яковленко с сотрудниками разработал основы теории процессов лазерного разделения весовых количеств изотопа с исходно малым содержанием в естественной смеси. Под научным руководством С.И. Яковленко создана первая в мире коммерческая установка лазерного разделения изотопов. Эти результаты подытожены в обзорах [5,6].

Теория формирования убегающих электронов и электронных пучков в плотных газах. В 2003-5 годах С.И. Яковленко (совместно с А.Н. Ткачевым) сформировано новое понимание механизма генерации пучка убегающих электронов в газах. Показано, что Таунсендовский механизм размножения электронов справедлив даже для сильных полей, при которых можно пренебречь ионизационным трением электронов о газ. Получен нелокальный критерий убегания электронов, приводящий к универсальной для данного газа двузначной зависимости (кривой ухода) "критического" напряжения от произведения давления на расстояние между электродами, разделяющей область эффективного размножения электронов и область, в которой электроны покидают разрядный промежуток, не успев размножиться. В результате достижения параметров, соответствующих верхней ветви кривой ухода В.Ф. Тарасенко с сотр. удалось получить рекордные электронные пучки субнаносекундной длительности с амплитудой в сотни ампер при атмосферном давлении различных газов. Эти результаты подытожены в обзорах [7,8]. Под руководством С.И. Яковленко защищено двенадцать кандидатских диссертаций. Под его непосредственным научным воздействием защищено пять докторских диссертаций. С.И. Яковленко является членом редколлегии журнала "Квантовая электроника" и международной комиссии по проблеме долгоживущих плазменных образований. С.И. Яковленко активно сотрудничает со многими экспериментальными группами, член оргкомитета нескольких конференций. Трижды приглашался быть членом Нью-йоркской академии наук, но отказался от этой чести.

Яковленко С.И. Радиационно-столкновительные явления. - М.: , 1984. Энергоатомиздат- 208 с.
Гудзенко Л.И., Яковленко С.И. Плазменные лазеры. М.: Атомиздат, 1978. 256 с.
Держиев В.И., Жидков А.Г., Яковленко С.И. Излучение ионов в неравновесной плотной плазме. М.: Энергоатомиздат, 1986. 160 с.
Газовые и плазменные лазеры. Под ред. С.И. Яковленко. (М.: Наука, 2005). 820 с. Серия "Энциклопедия низкотемпературной плазмы". Под ред. В.Е. Фортова.
Яковленко С.И. Основные проблемы лазерного выделения весовых количеств редкого изотопа иттербия. Квантовая электроника, 25(11), 971-987 (1998)
Ткачев А.Н., Яковленко С.И. О лазерном разделении редких изотопов. Квантовая электроника, 33(7), 581-592 (2003)
Тарасенко В.Ф., Яковленко С.И. Механизм убегания электронов в плотных газах и формирование мощных субнаносекундных электронных пучков УФН 174(9) 953 (2004)
V.F. Tarasenko, S.I. Yakovlenko. High-power subnanosecond beams of runaway electrons generated in dense gases. Physica scripta. Vol. 72(1), p. 41-67, 2005

Музей школы № 738 - Медалисты

Яковленко Сергей Иванович – серебряная медаль