В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".

Конкурс был небольшой: 2 -3 человека на место, но и это означало, что, как минимум 100 человек всё же испытали:  кто горечь поражения, а кто облегчение. Но вскоре стали уходить и прошедшие конкурс. Женя Беляев вспомнил, что с нами поступал будущий киноактер Юра Богатырев, сын офицера Главного штаба Военно-Морского Флота. Экзамены в училище он успешно сдал и в училище поступил, но его тонкая психика не выдержала стресса первых дней, и Юра вскоре училище покинул, причем самостоятельно уехал в Москву...

... когда однажды вместо наказания он приказал нарушителям: Осипову и Беляеву, «взять в руки швабры и пройтись по классу», а те, взяв указанное, демонстративно прошлись - строем в колонну по одному - глаза у доброго Петра Сергеевича налились кровью, как у быка. Всему должна быть мера. Не сразу, но все его уроки усвоились...

Сборы всей училищной дружины устраивались в основном по праздникам. В 1960 году День рождения дружины был перенесен с 17 февраля на 23 февраля, чтобы не устраивать лишней суеты. По праздникам члены пионерской дружины повязывали поверх формы красные галстуки. Лучших награждали. 18 мая в связи с 35-летием присвоения Пионерской организации имени В. И. Ленина были поощрены Проценко, Ерошкин, Беляев, Калашников, Задворнов, Полынько...

Над училищем стали сгущаться тучи, и, как часто бывает в такие времена, страшнее всего оказались различные домыслы и сплетни. Нас стали готовить к предстоящей перемене и даже водили на экскурсию в какой-то интернат, кажется с усиленным изучением индийского языка. Но там – покрывальца, салфеточки на лакированных тумбочках. Не то! Мы жили проще, и теперь находились в томительном ожидании.

Это государственного масштаба дело касалось многих училищ и долго решалось в верхах. Наконец, конкретно по Ленинградскому Нахимовскому училищу был издан Совместный Приказ Минпросвещения и Главкома ВМФ от 27.05.60 г. № 3152, который оговаривал условия передачи училища в Министерство просвещения и переформирования его в школу-интернат. И в тот же день 27 мая 1960  года начальник училища подписал приказ о роспуске училища.

***

Училище было взбудоражено. Мы радовались, не осознавая до конца, чему. Учебники летали по классам, как птицы: конец учебе, конец воспитательскому гнету, конец военной дисциплине. Подобную, кратковременную и не объяснимую радость испытывали русские солдаты на фронтах I Мировой войны осенью 1917 года, когда им объявили, что все, кто хочет, могут идти по домам. Женя Беляев вспоминает, как рванул на груди форменку до пупа: «Эх, яблочко, да на тарелочке…». 

Но затем наступило отрезвление. Это был первый удар по нашей вере в светлое будущее. Настроение, у всех было растерянным, так как эта была первая неопределённость в жизни, решение которой тебе было неведомо. Было много вопросов...

Пойти покурить выражалось фразой: «пойти пофарить». За курение, конечно, наказывали строго. Самым безопасным местом было курение в кочегарке, которая находилась в подвале учебного корпуса. Но спуститься туда, и вновь подняться на этаж за пять минут перемены надо было еще успеть. Ближе был гальюн, место общего пользования. И без того всегда чистый и свежий, он был доведен штрафниками до идеального вида, и теперь стал настоящим «общественным местом». Там кипела своя неформальная жизнь: рассказывались свежие анекдоты, делались первые затяжки табачным дымом. Курение в гальюне было чревато неприятными последствиями: из него был один выход, и если его занимал кто-то из командиров, то положение становилось «безвыходным». И все-таки выход был найден: вещественные доказательства бросались в унитаз, а дальше все зависело от того, насколько сильно ты упрешься, отрицая свою причастность к курению: не курил и всё тут. В качестве контрмер следовали: обнюхивание, вытряхивание карманов и тщетная команда: «Не спускать!» (последнее имеет ввиду – не спускать воду в унитазе).  А однажды… Женя Беляев спрятал не затушенный окурок в карман, а там как на грех лежала целлулоидная расческа. Потитак, чувствуя неладное, устроил затяжной допрос, и вдруг карман полыхнул, и повалил едкий дым. Такое не забудешь, хотя ряд знатоков нашей истории считают, что этот случай произошел с сыном Героя Советского Союза Олегом Осиповым (он же Рюша-Мореман). Но шрам на ноге Жени Беляева все ставит на свои места и напоминает о былых прегрешениях. Впрочем, случай мог иметь повторение. Расчески в кармане были у каждого, потому что теперь нам уже разрешали носить некое подобие прически...

Но некоторые нахимовцы в том возрасте уже поняли, что кроме любви к морю, с которой они поступали в училище, есть еще их настоящее призвание, связанное с какими-либо наклонностями, или пристрастиями к какому-то учебному предмету. В 10-м классе уйдут Зиборов и Трофимов. Этих, наоборот, запугивали, стараясь удержать в училище, чтобы не создавать опасного примера. Но все же за ними ушли их друзья: Беляев и Осипов.