В.К.Грабарь."Пароль семнадцать". 

В тот год, как разузнал Саша Белогуб, а отец Саши тогда служил в ВВМИУ им. Ф.Э. Дзержинского, набор в пятый класс и не планировался. Похоже, что при очередном сокращении военных расходов пытались сэкономить копейки за счет Нахимовского училища, сократив обучение в нем до трех лет (9-11 классы). Ближе к осени решили все-таки не сокращать и набор объявили. Но было уже начало августа. «Благая весть» облетела военные организации  Москвы и Ленинграда, и едва успела достигнуть флотов.  Потому-то большая часть поступающих оказались из двух столиц и приморских городов или детьми из военных семей. Потому и для большинства ребят предложение поступать в училище было неожиданным...

20 августа прибыла группа ребят из Таллина: Васильев, Фрейберг, Мизиков и др., к ним присоединились ленинградцы: Попов, Овчинников, Е. Смирнов Е., Баудер, Кашников, Белогуб, Миронов, Семенов, Ульяшин, Моисеев. 25 августа прибыли Крылов, Белов, Сипачев, Фролов,  Мельниченко, Смирнов В., Монахов, Быханов, Грабарь. На следующий день из Москвы привезли В. В. Калашникова, из Калининграда - Малахова. И – пошло поехало.

Все прибывшие считались кандидатами, то есть лицами, которые еще только предполагались к поступлению. Право стать нахимовцем надо было еще завоевать...

С первого по третий класс учились вместе и дружили Толя Кашников и Саша Белогуб. Их родители были в приятельских отношениях, потому и, как только Саша начал готовиться к поступлению, тотчас об этом узнали родители Толи. Так друзья вновь оказались вместе, уже в Нахимовском. Там им встретились и другие знакомцы Саши, которые еще дошколятами отдыхали с ним в детском санатории в Тарховке под Сестрорецком. Это - Вадим Иванов (его мама тоже работала в «Дзержинке» в санчасти) и Толя Литвин...

По взводам нахимовцы распределялись по росту, так, чтобы, построившись, рота имела свой ранжир. Строй разбили на три равные части – и вся недолга. Такая нехитрая сортировка имела свой смысл, т.к. рост в том возрасте зачастую соответствовал уровню физиологического развития. Слава Калашников не помнит свой вес, но запомнил рост – 145 см - для него он был важен, хотелось выглядеть старше. Самые высокие попали в первый взвод. Один из них, пропорционально сложенный Саша Белогуб помнит только свой вес: при поступлении он весил 40 кг, а при выпуске 80. Впоследствии многое поменяется местами...

В третьем взводе непродолжительное время помощником был совсем молодой  старшина 1-й статьи Василий Васильевич Макаров. А затем пришел Николай Иванович Исаев, он добровольно пошел в РККА еще в 1938-м. Служил на ТОФ.  Н.И. Исаев вместе с И.Е. Лесничим в 1944 попали в  Бакинский учебный отряд.  Туда были собраны физически развитые моряки для первого броска одного из черноморских десантов (предположительно Констанца). Но оперативная обстановка на фронтах быстро менялась, необходимость в десанте отпала, и из отряда была сформирована школа строевых старшин, где готовили инструкторов по строевой и физической подготовке. Из числа ее выпускников в 1944 году были назначены помощники офицеров-воспитателей в только что образованное ЛНУ. Первые нахимовцы называли их «эсэсовцами» (СС – строевые старшины). Белогуб запомнил, что  И. Е. Лесничий поразил всех тем, как легко подтягивался на перекладине, делал «подъем переворотом», ведь в наших глазах офицеры и мичманы были, если не стариками, то достаточно пожилыми людьми...

Из всего сказанного можно понять, что наши взаимоотношения со своими воспитателями имели весьма своеобразный характер. Забота с одной стороны, подражание – с другой, и – вечный бой. Не так ли это происходит и в хороших семьях, где родители не равнодушны к своим детям. Только здесь детей 25, а то и все 70. Еще надо сразу учесть одно важное обстоятельство: почему-то вспоминаются одни только фортели. На самом деле и в школах того времени, да и в стране, была достаточно строгая дисциплина. Так что в массе своей мы были достаточно дисциплинированными. Смена обстановки, обостренное любопытство и много других обстоятельств неизбежно приводили к ошибкам. Их подправляли наши командиры. Саша Белогуб, ставший через много лет замполитом авиаполка морской авиации, выразил наше общее мнение: «мальчишкой трудно было оценить свое отношение к офицерам-воспитателям, их помощникам-мичманам и лишь по прошествии времени могу выразить им глубокую признательность, благодарность за их долготерпение, заботу, внимание». Позже и сам он старался относиться к своим подчиненным также...

А еще в подсобном хозяйстве был свинарник. Для откормки свиней употреблялись отходы питания нахимовцев. Так что наши отходы нам же и возвращались в виде лишней отбивной. Кроме того, в подвале квасили капусту. Механическая овощерезка строгала кочаны в  два дубовых чана выше человеческого роста, а мы месили это крошево ногами, обутыми в резиновые сапоги. Сапоги были обычные до колена и, когда чан постепенно заполнялся, длины сапог уже не хватало. «После того как мне довелось квасить капусту, - признался Саша Белогуб, - я год ее не ел, а потом ничего, опять стал употреблять»...

Безусловно, что для ребятни приборки были мощным средством воспитания. Речь не идет о неотвратимости наказания. Приборки элементарно приучали нас не только к самообслуживанию, но и к обыкновенной работе, к тому, что любую работу, даже неприятную, лучше надо сделать хорошо и сразу, да и нет приятных и неприятных работ, есть просто работа. В этом нас старались убедить командиры. Причем делали это собственным примером.  О первых таких примерах вспомнил А. Белогуб: «Помню как кто-то из мичманов, кажется Саратов, учил меня мыть писсуар и унитаз (не слишком приятое занятие). Засучил рукава и голыми руками отдраил по одному до блеска, сопровождая показ назиданием. Всю службу с писсуарами и унитазами у меня проблем не было»...

В это время в другой группе вела занятия Валентина Герасимовна Игнатьева, она тоже, кстати, вышла замуж перед самым нашим приходом, в девичестве она была Корчагиной. Занятия вела спокойно и методично, и при этом была строгой. Однако и на ее уроках случалось всякое. Валера Гришин сидел в ряду у самой двери. Он прикинул, что сможет незаметно прокрасться в коридор, опустился на четвереньки, и тихо попытался осуществить замысел. Но учительница заметила маневр и встала у него на пути. Увидев перед глазами туфли, Гришин, не меняя позы, развернулся и также на карачках пополз обратно к парте. Валера Гришин училище не закончил. Белогуб встречал его в 1979 г. в Москве...

С 6-го класса и до самого выпуска все разделы математики нам преподавала Нина Александровна Груздова.  Попав в военное училище, она уж слишком буквально поняла требования строевой дисциплины и любила, когда устраивала проверки по устному счёту, подавать ею же придуманные команды: «Ручки взять!», «Ответ или черточку (если нет ответа) записать!», «В пол-оборота сесть!», «Листы передать», и т.д. За что получила прозвище «Строевичка». А её классическое выражение «ложный стыд»? Оно до сих пор иногда нами используется в беседах на наших традиционных встречах. Этим выражением она однажды защитила от неодобрительно гула класса Володю Миронова, когда тот нечаянно, но громко испортил воздух. С тех пор и пошло гулять: «ложный стыд», к месту и ни к месту.

Преподавателем Нина Александровна была довольно хорошим. Замечательный методист. Очень интересно вела кружок математики. Говорила при этом, что она училась у самого Брадиса. Владимир Модестович Брадис известен своими четырехзначными таблицами логарифмов ("Таблицы четырехзначных логарифмов и натуральных тригонометрических величин"). Основные его труды посвящены теоретической и методической разработке вопросов повышения вычислительной культуры учащихся средней школы. Видимо это передалось его ученикам. В 1920-1959гг он почти безвыездно работал в Тверском институте народного образования (Калининский педагогический институт). Как Нина Александровна пересеклась с Брадисом неизвестно, но культура вычислений у нее действительно была высокой. Благодаря приемам устного счета, которым она нас обучила, мы могли спокойно решать довольно сложные примеры. Многим (хотя и не всем) это очень пригодилось в жизни. Александр Белогуб поражал своих компьютеризированных учеников уже в ХХI веке, когда сам работал в школе...

Похожий путь прошел и сменивший ее Евгений Григорьевич Пупков. На фронт ушел с 3-го курса пединститута им. Герцена, воевал на Малой земле, не раз награждался. Продолжил службу в Рижском, а после его закрытия в Тбилисском и, наконец, в Ленинградском нахимовских училищах. У Евгения Григорьевича день рождения – 29 февраля и потому праздновал его раз в четыре года. С Пупковым связан один эпизодик более поздних лет. Нахимовцы, как и обычные школьники, бывало, подсказывали отвечающим у доски. На сей раз, кто-то решил это сделать по-английски, надеясь, что в таком варианте подсказка пройдет незамеченной, и  вместо «запятая» в классе прозвучало неожиданное «comma». На беду Евгений Георгиевич знал английский не хуже нас. И его: «Кто сказал кома?» – вошло в историю нашего выпуска. А Белогуб обязан Пупкову своим прозвищем. На одном из уроков Евгений Григорьевич зачитал отрывок из «Войны и мира», в котором упоминался Петя Ростов. И, видимо, желая, чтобы мы лучше представляли героев романа, сказал, что внешне на него похож Саша Белогуб. Посмеялись, но две клички к Саше как приклеились: Ростов и Петя. Вторая намертво, на долгие годы, по-другому его уже никто и не называл...

Саша Белогуб, большой человек с мягким сердцем подметил, что при всей мальчишечьей прямоте и жестокости отношений, нередки были и появления по-настоящему братской любви. Это произошло с ним в одну из наших поездок: «…на обратном пути я буквально засыпал, голова запрокидывалась назад и билась о металлическую ручку сиденья автобуса (наверное, я уже заболевал, т.к. на следующий день оказался в санчасти с ангиной). Так кто-то из сидящих сзади (так и не знаю кто) подложил мне свой бушлат под голову и придерживал ее всю дорогу». Это были первые ростки того чувства взаимосвязи, которое и сделает нас всех если не братьями, то, во всяком случае, наполовину родственниками...

В один из первых дней учебы после поступления в училище, всю роту собрали в одном классном помещении. В класс вошли несколько человек и объяснили, какие кружки и секции работают в училище, чем в них  занимаются. И тут же стали записывать всех желающих. Высокие ребята из первого взвода -- С. Мельниченко, Е. Смирнов, А. Белогуб, А. Градосельский, В. Лебедь, А. Алехин, Борисов Б. П. -- пошли в баскетбол, в конце обучения они составят костяк сборной училища...

Раз или два нас возили  в дивизию имени Фабрициуса в Парголово. Экскурсоводом у нас был ветеран части старшина В. Владимиров. Он рассказывал нам об участии воинов в боях за Родину. И к нашему удивлению, сказал, что у танка броня толще, чем у линкора. За линкор было обидно. Из вежливости мы этого старшину, конечно, к себе пригласили. А он взял да и приехал. Получился хороший сюжет для газеты. Наш училищный фотограф И. Болотин сделал снимок, на котором и сейчас узнаются: Юра Монахов, Вова Миронов, Саша Белогуб и Сережа Мельниченко...

Также сохранялось и желание в нашей суетной общей жизни сохранить участок личной территории, своего пространства, где бы можно было уединиться. Все места, где прятались вещи или прятались мы сами, назывались шхерами. Спрятаться – значит «зашхериться». Белогуб поясняет: «Стремление если не уединиться, то хотя бы на время исчезнуть из-под недремлющего ока наших воспитателей не исчезало и по мере взросления. В 10-11 классах очень было неплохо в теплое время сидеть на чердаке над актовым залом, из слухового окна вид открывался потрясающий. Когда эту «шхеру» обнаружили и на дверь повесили здоровенный амбарный замок, переместились в подвал в котельную. Что делали в «шхерах»?  Курили, конечно, а в остальном - ничего предосудительного. Разговоры «за жизнь», о чем публично говорить не будешь, а держать чувства в себе мы еще не научились»...

Ноябрьский парад 1962 года проходил после Карибского кризиса (10 октября), а в апреле 1963 года Фидель Кастро посещал Советский Союз и, естественно, стоял на трибуне мавзолея 1 мая, поэтому в музыкальном сопровождении появился Кубинский марш: «Слышишь чеканный шаг. Это идут барбудос …». Перед майским парадом училищный знаменосец мичман П. А. Буденков сломал ногу и его заменил Саша Белогуб, а Женя Смирнов и Миша Трофимов были у него ассистентами, то есть ходили с палашами рядом, символически охраняя знамя училища...

Саша Белогуб с Витей Градосельским первоначально думали поступать в Военный институт иностранных языков. Английский - это то, в чем мы себя наиболее уверенно чувствовали. В то время перейти из флотской системы в армейскую было настоящей проблемой. Но они полагали, что с помощью отца Виктора сумеют ее преодолеть. Офицеру-воспитателю Ю. А. Барышеву было известно об их намерениях, и он проводил соответствующую работу по противодействию. Первым сдался Саша. К одиннадцатому классу у него испортилось зрение: правый глаз-единица, а левый - 0,2. Уже во время сдачи экзаменов его вызвали к начальнику училища. Ни во Фрунзе, ни в подплав он не подходил, и ему предложили идти во ВВМУРЭ или вообще уйти на гражданку и поступать в Университет, и обещали дать замечательную характеристику. Штатским Саша себя представить не мог, а становиться вычислителем тоже не хотелось. И тут он вспомнил, что у Володи Лебедя проблемы со зрением были давно, и он заранее знал, что в ЧВВМУ на береговом факультете есть авиакласс, в который требования к здоровью не столь строги. Так Саша пошел вслед за Володей.  Выбор был во многом случайным, но оказался удачным.

В результате в ЧВВМУ им. П. С. Нахимова пошли: Белогуб, Виноградов, Коваленко, Лебедь В. И., Монахов, Назаренко (он переведется во ВМУРЭ), Поросятников, Сиротинский, Ульяшин, Щукин...

В авиачастях служили Щукин и Белогуб. В Военной приемке начали службу Лебедь и Стражмейстер, Лебедь позже прочно обосновался в управлениях Внешних экономических связей. Градосельский канул в дебрях дипломатии. Политработниками стали Александрович, Белогуб, Сиротинский.