ТАТЬЯНА ВАЛЕНТИНОВНА.
Что бы ни говорили нам преподаватели марксизма-ленинизма о роли личности в истории, согласитесь, друзья, что в истории отдельно взятого человека от этой самой личности зависит всё.
Начну с наболевшего: попадёшь к хорошему врачу, и он тебе может подарить годы жизни. Попадёшь не к той медицинской личности и, глядишь, тебя уж нет.
Хороший учитель - подарок судьбы. Иногда он определяет судьбу своих подопечных почти, как Господь Бог. На Камчатке, в нашем гарнизоне, каждый четвёртый выпускник средней школы поступал на химический факультет МГУ. Какова, спрашивается, роль личности учителя химии в жизни этих мальчиков и девочек?
Нам, сиротам Великой Отечественной, пришедшим в сорок третьем - сорок четвёртом в Тбилисское Нахимовское училище, судьба послала Татьяну Валентиновну Делюкину, преподавателя русского языка и литературы.Она была у нас недолго, но оставила в душе каждого след на всю жизнь.
Писать о Татьяне Валентиновне и легко, и трудно.
Легко, потому что, вот она перед глазами, стоит у двери в класс ожидая звонок на урок. В руках у неё классный журнал и ученическая тетрадь с какими-то записями, а иногда и стопка наших письменных работ. Мы летим по коридору, чтобы успеть проскочить в класс до неё, и она безуспешно пытается спрятать улыбку за строгим взглядом.
Трудно, оттого, что сейчас нам "сильно взрослым людям", которым та Делюкина годится во внучки, непросто восстановить, подробности далёкого времени.
Что ж, вспомним старинное правило штурмана:"Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем". Только слово "наблюдаем" заменим словом "помним".
А помним мы то, что наша преподаватель русского языка и литературы была, прежде всего, прекрасной женщиной, и что все мы, Пятая рота Тбилисского Нахимовского Военно-Морского Училища, были тайно влюблены в неё. Тайно потому, что мы в этом не признавались по молодости лет не только друзьям, но и самим себе.
Недавно я прочёл прекрасные стихи Виктора Ганича, посвящённые Татьяне Валентиновне, в котором он сумел выразить чувства, обуревавшие нас в ту далёкую и прекрасную пору. Эта мальчишеская влюблённость придавала особую окраску нашим отношениям. Каждый старался проявить себя с лучшей стороны в её глазах. Что касается Татьяны Валентиновны то, видимо, отдавая себе отчёт в мотивах нашего поведения, она использовала такое соперничество, как одно из средств достижения своих высоких педагогических целей.
Начнём с того, что в первые годы учёбы Делюкина несомненно была самым строгим нашим педагогом. Дисциплина на её уроках была идеальной. Двойки и колы ставила нещадно, за что и получила почётное прозвище "двабаллаколовна". Это смешное слово я, признаться, с трудом выгреб из памяти, потому что через год-полтора оно исчезло из нашего лексикона. Надо признаться, мы побаивались не столько неудовлетворительной оценки, что само по себе не сахар, (ни тебе увольнения в город, ни посещения кино), сколько её иронии. Вспоминаются аналогии с Митрофанушкой или Обломовым, с Маниловым или даже с Людоедкой Эллочкой, но достаточно было и одного иронического взгляда Татьяны Валентиновны, чтобы потом долгое время ощущать на душе неприятный осадок. Зато как приятна была её похвала, которую заслужить было, ой, как непросто!
Интересная деталь того времени: Ильфа и Петрова в ту пору не печатали, но история Эллочки Щукиной нам была поведана во всех подробностях, очевидно для того, чтобы было с чем сравнивать наше красноречие.
Вспоминается такой эпизод.
Однажды Татьяна Валентиновна задала нам к следующему уроку выучить наизусть "Арину - мать солдатскую" Некрасова. Всю поэму сразу. Народ возроптал. Наиболее "революционно" настроенные предложили "Арину " из принципа не учить, пусть всем ставит двойки. На следующее утро Татьяна Валентиновна вошла в класс. Дежурный, как всегда подал команду "Смирно!" и, пока он производил свой обычный рапорт, она внимательно переводила взгляд с одного на другого. В прекрасных глазах учительницы мы прочли весёлый вызов и не смогли не заулыбаться в ответ. И когда она с нами поздоровалась, наше "Здравия желаем, товарищ преподаватель!" прозвучало неожиданно дружно и весело. Какой уж тут протест!
"Кто готов прочесть поэму?"
Мёртвая тишина. Головы опущены. Татьяна Валентиновна начинает называть фамилии. Кто-то отвечает, что не готов, кто-то пытается читать поэму, но, увы, до конца не добирается никто. Двойки сыплются одна за другой. Вот их количество переваливает за десяток. Первый, кто доходит до последних строк "Арины" - Юра Занин. Он получает заслуженную четвёрку. После него один за другим ребята начинают получать тройки. Выучили на уроке. И тут, слава тебе Господи, звонок.
Мне кажется, что строгость Татьяны Валентиновны, особенно на первых порах была оправдана целым рядом причин, из которых наиболее важны две.
Первая из них, несомненно, в том, что училище готовило будущих морских офицеров. А Флот без жестокой дисциплины не только небоеспособен, но, как показывает жизнь, несёт потери даже без воздействия противника. Татьяна Валентиновна - жена офицера, служившего перед войной в Севастополе, эту истину, безусловно, знала. Всеми силами она старалась привить нам чувство ответственности, подтянутость и аккуратность, дисциплину мышления и дисциплину речи.
Вторая причина заключается, как мне кажется, в том, что мы были "детьми войны", в наших рядах были и те, кто хлебнул беспризорщины, и даже те, кого с лёгкой руки Валентина Катаева называли "сын полка". Некоторые из ребят в третьем классе читали по складам и практически не умели писать. Они отнимали на уроках у преподавателя массу времени и замедляли прохождение программы всего класса.
Известно же, что эскадра движется со скоростью самого тихоходного корабля. Так вот, через год-полтора Татьяна Валентиновна сумела справиться с этой проблемой. Как ей это удалось, одному богу известно, но без жёсткой требовательности точно ничего бы не получилось. Что касается меня, то, притом что, с русским и литературой особых проблем не было, в моих тетрадях постоянно присутствовала приписка Татьяны Валентиновны: "Оценка снижена за грязь!" или более лаконично: "Грязь!"
Вспоминаю, как в первом классе моя первая учительница Зинаида Ивановна пришла к нам домой и была удивлена тем, что в квартире чисто и уютно. Дело в том, что я был патологическим неряхой. Если внешне я выглядел нормально благодаря стараниям мамы, то этого нельзя было сказать о моих учебниках и тетрадях.
В училище мамы не было. И если я избавился от своего порока, то в этом есть и заслуга Татьяны Валентиновны. Как-то, ещё в самом начале нашего знакомства она подошла к моей парте, взяла одну тетрадь, другую, затем спросила: "Знаете такие стихи:
У неряхи Гришки,
Жили - были книжки,
Грязные, лохматые,
Рваные, горбатые
Без конца и без начала,
Переплёты как мочала,
На листах каракули,
Книжки горько плакали…? ".
Я ответил, что знаю. "Я думаю, если бы Маршак увидел ваши книжки, он бы Гришку заменил на Робертишку". Я был смущён, тем не менее сказал, что не заменил бы, потому что Робертишка не подходит по размеру стихотворения. Татьяна Валентиновна рассмеялась и сказала: "Правильно, не подходит. Смотрите, какой у нас знаток поэзии появился! Вот бы ещё аккуратности добавить, и, глядишь, цены бы ему не было!"
Татьяна Валентиновна не раз и не два цитировала нам пушкинское: "Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей…" или строки Чехова: "В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли."
Сама она была безупречным воплощением этих слов. В те скудные годы ей как-то удавалось одеваться красиво, и уж если мы, мальчишки, на это обращали внимание, то можно смело утверждать, что наша строгая учительница не была синим чулком.
Татьяна Валентиновна входила в класс, с ходу овладевала нашим вниманием и не отпускала его до конца урока. По-видимому, она обладала тем, что сейчас называют высокой энергетикой.
Я всё время пытаюсь подойти к главному, и никак не подойду.
Главное же заключается в том, что она очень любила литературу и поэзию и смогла "заразить" этим высоким чувством почти всех нас, имевших счастье у неё учиться. Это было время, когда литератор, рассказывая о Пушкине или Гоголе, обязан был, прежде всего делать упор на социальном и политическом значении их творчества. Соответственным образом была составлена программа по предмету.
Отдавая вынужденную дань этим требованиям, Татьяна Валентиновна, тем не менее сумела донести до нас красоту и волшебство русской литературы. От неё мы узнали много такого, чего не было в программе, например, о творчестве запрещённого в ту пору Есенина и о масштабе его дарования. О Пушкине она нам рассказывала так увлекательно, что звонок на перемену вызывал досаду. После урока мы часто обступали её в коридоре, буквально забрасывали вопросами. Она погружала нас в ту эпоху. Жизнь и трагическая судьба Пушкина и Лермонтова - "невольников чести" - будоражили нас, возбуждали интерес к их творчеству. Ко всему прочему, мы жили на Кавказе. На фоне его гор развёртывались действия героев Пушкина, Лермонтова, Толстого. Из окна класса в хорошую погоду можно было увидеть заснеженную вершину Казбека, а на горе Давида, которая возвышалась над городом, был похоронен Грибоедов.
В училище была прекрасная библиотека, и мы, мальчишки, бывало, вместо приключений и фантастики брали тома из собраний сочинений Пушкина и Лермонтова. Не знаю, как вы друзья, а я за своими внуками такого не упомню. Впрочем, у них не было Татьяны Валентиновны Делюкиной. Вспоминаю прекрасное, ещё довоенное издание Лермонтова. Книга большого формата, на странице вольготно располагаются стихотворения, напечатанные крупным шрифтом с виньетками и прочими украшениями. В издании много замечательных иллюстраций. Правда есть у фолианта и недостаток. Он не пролезает в "декольте" фланелевки для ношения за пазухой.
Одно время в классе шли ожесточённые споры какой из поэтов более велик. Подобно тому, как класс делился на футбольных болельщиков Динамо, Спартака и ЦДКА, он разделился на пушкинистов и лермонтистов. Спорили до хрипоты. Помню вечернюю прогулку. Спор из класса перенесён во двор. "Разговоры в строю!" - пытается навести порядок старшина, но куда там. Самое интересное, что когда об этом, казалось бы, наивном споре узнала Татьяна Валентиновна, она безоговорочно присоединилась к одной из сторон. Разумеется к пушкинистам.
Наше увлечение стихами дошло до такой степени, что в один прекрасный день нам было предложено попробовать написать что-нибудь самим. Вечером на самостоятельной подготовке весь класс за редким исключением писал стихи. На следующий день юные поэты отдали свои первые творения на рецензирование и с трепетом стали ждать ответа.
И вот, на одном из уроков литературы Татьяна Валентиновна устроила разбор наших стихов. Больше всего похвал пришлось на долю стихотворения Жени Ситникова "Тельняшка". Стихи больше походили на песню, и всем понравились. Вместе с тем мы впервые ощутили ревностное чувство к более успешному в творчестве собрату, тем более что Женька Ситников вовсе не походил на баловня муз. Он был одним из тех ребят, которые доставляли много хлопот педагогам и воспитателям.
Сразу же скажу, что увлечение поэзией многие из нас сохранили на всю жизнь, а некоторые писали стихи и даже публиковались. Так, уже, будучи офицером, я, однажды, с удивлением и радостью обнаружил на первой странице "Красной звезды" стихи Глеба Мануйлова. Такое же чувство я испытал, прочтя недавно на нашем сайте чудесное стихотворение Вити Ганича, о котором говорил.
Изучая с нами литературу, Татьяна Валентина ни на минуту не забывала, что перед ней будущие офицеры. На литературных примерах она делала упор на такие "офицерские" качества, как мужество, чувство чести, готовность к самопожертвованию. Об этом же она не забывала, когда рассказывала о жизни Пушкина, Лермонтова, Радищева, Толстого и других писателей.
И так во всём.
Как-то после урока в коридоре мы с кем-то из ребят задали вопрос, как правильно называется "балерун". "Танцовщик" - ответила Татьяна Валентиновна. И добавила с усмешкой: "Не самая мужская профессия". Эта фраза врезалась в память ввиду её некоторой … , даже не знаю, как выразиться, спорности что ли, однако надо учесть, что предназначена она была не ученикам балетной школы, а будущим морякам.
Говорили мы с Татьяной Валентиновной не только о литературе. Иногда обсуждались концерты, с которыми выступали на сцене нашего клуба, как тбилисские артисты, так и гастролёры. И не раз бывало так, что понравившееся нам выступление подвергалось критике. Особенно часто доставалось многочисленным конферансье, пошловатые остроты которых приводили нас, мальчишек в восторг. На одном таком обсуждении кто-то из ребят процитировал частушку, которую считал остроумной:
"Если хочешь развестись,
Поезжай на станцию,
Сдай жену свою в багаж,
Потеряй квитанцию".
Татьяна Валентиновна посмотрела на говорившего так, что я бы не хотел очутиться на его месте:
- "Вам это нравится?"
- "А что, смешно" - ответил он смущённо, явно жалея о том, что выступил.
- "А кому ещё это нравится?"
В полной тишине прозвучала одинокая реплика с той же парты: "А чо, народное творчество". Закадычный друг говорившего явно действовал по принципу: "Сам погибай, а товарища выручай!" Татьяна Валентиновна обратилась к классу: "Если вам интересно моё мнение, вот оно. Эта, так называемая частушка - типичный пример того, как на эстраду под видом народного творчества проникает пошлость и халтура. Мне бы очень хотелось, чтобы вы умели различать подлинное искусство и настоящее народное творчество от многочисленных подделок".
Я вспомнил этот эпизод совсем недавно, когда услышал нашу частушку в в одном из телевизионных шоу. Жив курилка.
Помню ещё один случай. После одного из концертов, на котором была Татьяна Валентиновна, я похвалил певца. Мне очень понравилась его морская песня. В ней были такие романтические слова:
Эй, рулевой, что заснул у штурвала,
Что не спешишь в дорогие края,
Или тебя у родного причала,
Никогда не встречала,
Подруга твоя!
Татьяна Валентиновна сказала с улыбкой: "Этот певец всем хорош, за одним исключением: у него нет голоса".
Не в ущерб другим нашим прекрасным педагогам скажу, что в воспитании нашей общей культуры, или даже так: в нашем нравственном и эстетическом становлении Татьяне Валентиновне принадлежит решающая роль. И ещё, конечно, Леониду Николаевичу Потапову.
Дело в том, что сравнительно недолгий срок нашего общения, пришёлся на тот "нежный" возраст, когда влияние умного и талантливого учителя оставляет в душе самый глубокий след. К сожалению, память сохранила немного из того, что было. Я вот думаю, имею ли право излагать прямую речь Татьяны Валентиновны? Ведь она написана так, как мне запомнилась. Моё оправдание в том, что я постарался сохранить смысл высказываемого, а, главное, делаю это с любовью, глубоким уважением и благодарностью.
Что ещё в памяти сохранилось? Какие-то мелочи.
Я выхожу из санчасти. Навстречу Татьяна Валентиновна. "Что с вами?" Я отвечаю, что вот, вырвали два зуба. На её лице неподдельный ужас. "Господи, сразу два! Бедный вы мой, вам,
наверно больно?" Я мужественно успокаиваю: "Ничего, терпимо." Между нами, зубы молочные, и в действительности было не так уж больно.
Утро банного дня. Почему-то чистые форменные воротники, которые мы ещё называли гюйсами, нам не выдали в бане, а принесли в класс перед началом уроков. Среди них было несколько новых. Каждый старался найти именно такой. Татьяна Валентиновна, будучи свидетельницей этой сцены, рассказала нам о том, что на Флоте матросы предпочитают носить линялые форменные воротники. Это признак того, что перед вами бывалый, просоленный моряк. и, более того, в этих целях некоторые модники травят воротники хлоркой. Прямо скажем, это было опрометчиво с её стороны, так как с того дня линялые воротники вошли в моду и у нас, а наиболее продвинутые стали заниматься их травлением. По-моему кто-то за этот грех даже поплатился наказанием.
И ещё вспоминаю, что одно время семья Татьяны Валентиновны жила в общежитии на территории училища, и во дворе мы часто встречали её маленького сынишку, будущего знаменитого тренера по фигурному катанию Мишина.
|
НА ЗАМЕТКУ 
