Мичман (61) старшина РНУ; пом о/в 1953-

Грабарь В.К. "Нахимовское училище": «… Ленинградцы щеголеватей и подтянутей, их гимнасты искуснее наших, их танцоры забивают наших во всех отношениях, отличников учебы у них больше. Но морское дело, паруса, сигналопроизводство, такелажные работы, историю флота и оружие – лучше знаем мы. Наши боксеры и борцы сильнее ленинградских. Нашим гребцам ленинградские и в подметки не годятся… все наши ребята убеждены, что ленинградские нахимовцы «слабаки» и вообще маменькины сынки. Еще бы! У них нет и не было такой прекрасной мореходной шхуны, как наша «Амбра», таких шлюпочных походов, в которые мы отправлялись с Батей, и такого летнего лагеря, как наш в устье Даугавы. Они ходили на шлюпках только по озеру да по Неве между двумя мостами, Кировским и Литейным, а их неуклюжая шхуна с металлическим корпусом вообще не годилась для плавания дальше Петергофа…». Далеко не во всем писатель был справедлив. Конечно, их лагерь был получше и шхуна «Лавена» поновей. Но зато на финальной гонке (она состоялась 22 октября) «рижская» 2-Б рота заняла лишь третье место (командир шлюпки главный старшина Косов, старшина – нахимовец Москаленко)."
Факт расформирования Рижского училища отражен в повести Игоря Жданова «Взморье» (1960-61). Писатель - бывший нахимовец, довольно точно передал сложившееся положение, но тоже в художественной форме, что, естественно, допускает отход от действительности. Однако повесть прочитана и отложилась в памяти, как историческая правда.
Главный герой повести Владимир Зотов первые годы обучения провел в Риге, о тех временах у него остались сладостные воспоминания, связанные в основном с лагерем, расположенным на острове между рекой Лиелупе и Рижским заливом. Его поймет любой, кто наслышан о Майори, Булдури и Юрмале. Примерно также вспоминают и тбилисские нахимовцы о своем лагере в Фальшивом Геленжике. Писатель сместил временную шкалу, посвятив Ленинграду только последний год обучения. На деле было так: 3,4 роты (7,8 класс) были оставлены на месте в РВВМУ, выпускная рота отправлена в Ленинград, но в 1-е Балтийское  военно-морское училище. А 2-я рота (9 класс) направлена в Ленинградское нахимовское[1]. Среди ее 104 нахимовцев и был Игорь Жданов, таким образом, ему предстояло учиться еще два года. В повести красочно описан переход в Ленинград на шхуне «Амбра». На самом деле, восьмиклассники заходили в Ленинград во время учебного похода на шхуне «Нахимовец» (бывшая «Лавена»). По возвращении рота со своими офицерами и старшинами вновь убыла из Риги 16.09.53 и  в тот же день прибыла в Ленинград, значит - они ехали на поезде. Писатель, конечно, объединил эти переезды – так романтичнее.  По прибытии рижане стали 2«Б»  ротой (98чел). Командиром роты назначен майор Дубницкий Александр Семенович (в повести – Дубонос), среди старшин заметны Косов Дмитрий Дмитриевич и Исаев Виктор Григорьевич. Также в Ленинград прибыли некоторые преподаватели: математики - майор Блинов Дмитрий Иванович (1957-ДМБ), старший лейтенант Бугорский Николай Степанович (1.1959 запас); химии - майор Соколов Андрей Дмитриевич (в январе убыл в Ригу во ВВМУ).

В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".

Как театр начинается с вешалки, так прием пищи – с перехода в столовую. К несчастью для малышей их путь проходил мимо классов старшеклассников. Формально все воспитанники училища делились на учащихся старших и младших классов. Негласно существовало другое деление: старшие именовались питонами, младшие сосами. Слово «сос» одни возводят к слову «сосунок», другие объясняют сигналом «SOS» - Save Our Souls - Спасите наши души. И то и другое по существу было близко к истине. Нельзя сказать, что старшие издевались над младшими. Как раз, наоборот, у нас было много друзей старшеклассников. Но одна училищная традиция была довольно неприятной и связана она с переходом в столовую. Даже присказка такая была: «мичман Косов водит сосов».

Моё Нахимовское - записки еврейского мальчика. Воспоминания Клионского Б.И. Текст.

После объявления результатов приёма нас, принятых, разбили на три взвода (класса) и  постригли наголо. Потом повели мыться. В училище горячей воды не было – лето, поэтому мыли в душе на «Авроре». Первый раз столкнулся с корабельным душем. Холодной воды почему-то не было – потом постоянно на флоте такое повторялось. Кое-как помылись под кипятком. Тут же выдали поношенную рабочую форму – синюю робу, тельняшку, трусы и носки. Когда  выдавали рабочие ботинки из грубой  свиной кожи- «гады» не помню. Всё, конечно, сидело кое-как. Хотя в одежде я до этого разборчив не был, всилу своей ехидности что-то вслух сказал про обноски. В первый раз получил словами «по полной схеме» от сверхсрочника - помощника офицера-воспитателя мичмана Косова, который громко указал мне, очевидно и в назидание другим, на то, что «государство обувает и одевает и надо быть неблагодарным человеком - «скотиной», чтобы этого не понимать». Вообще в лексиконе мичмана-сверхсрочника Димы Косова преобладали скотоводческие термины. Например, за какой-либо промах можно было удостоиться  от него отзыва: «Баран – ни шерсти с тебя, ни молока!». Впрочем, был он незлобливым, отходчивым человеком, привычным к ручному физическому труду, и эти его уроки очень пригодились мне впоследствии. Тогда же, на «Авроре» я вспомнил слова отца, что «язык мой - враг мой» (уроки сталинской школы) и сделал пометку на память: «Надо помалкивать».

Воспоминания К. Лукьяненко. Посвящается 40 летнему юбилею 18 выпуска Ленинградского Нахимовского училища.

Старшиной взвода был мичман Дмитрий Дмитриевич Косов, который жил далеко от училища, где-то в Стрельне. Когда кто-нибудь из нас совершал оплошность, он громко, с показной злобностью, но не обидно рявкал: «Бар-ррррр-ан, ни шерсти с тебя, ни молока!». И это было единственное ругательство, которое мы слышали от него за несколько лет, что он провел с нами. Он был по-отечески заботлив, старался, чтобы у нас было все, что положено по аттестату, как мог, организовывал наш быт, даже придумал «машинку» для натирки полов, которую где-то на военном заводе сам и изготовил. «Машинка» состояла из длинной деревянной ручки, которая крепилась к небольшой сварной металлической рамке, неподвижно фиксировавшей четыре полотерные щетки. Сверху щеток к рамке приваривался кусок корабельной брони толщиной сантиметров десять. С помощью этого приспособления мы легко натирали длинные коридоры, и вскоре это нововведение появилось и в других ротах. Забегая вперед, скажу, что  в третьей четверти у нас на занятиях физкультурой была гимнастика, в которой я был не силен, и он, узнав об этом, многократно ходил со мной в спортивный зал, где сам показывал мне все упражнения, и успокоился только тогда, когда у меня они стали прилично получаться. В спортивном зале он смотрелся несколько странно – коренастый, с выдающимися скулами, отчего лицо казалось ромбовидным, с глубоко посаженными глазами, и, что самое для него характерное, животом, который мог вместить не одну кружку пива. Но силой он отличался большой и легко чувствовал себя на всех гимнастических снарядах. Ощущая к себе такую заботу, мы думали, что наши хорошие отношения сохранятся с ним на долгие годы, но, когда всего через три года его снова перевели в самый младший, только что набранный класс и мы расстались, при первой же случайной с ним встрече мы радостно бросились к нему,  а он прошел мимо, не проронив ни слова, как будто мы перестали для него существовать. Может быть, так оно и было.

КСВ.: Многие из нас в тот период времени прочитали повесть "Взморье" Игоря Жданова. Дим Димыч всячески ругал повесть и писателя. Были у него, конечно, и достоинства. Физическая крепость, мастеровитость. Живость поведения и словоговорения. Предприимчивость. Любил ловить рыбу и собирать грибы, с практической пользой, то есть с нашей помощью. Задолго до подъема брал меня и Васю Капустина и в лес. Из леса часто возвращались с корзинами белых и красных грибов.