В.И. Заморев. Как я стал нахимовцем. Записки для сборника "Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951." СПб 2001. подробнее
Нам представили наших командиров – офицеров воспитателей и старшин – помощников командиров взводов. Командир роты – ...

Старшина роты старший матрос Шилин, офицер воспитатель лейтенант Маслов. Помощник командира взвода старшина 2 – ой статьи Дунда. Все фронтовики, волею судеб после ранений не попавшие обратно на фронт. А старшины – после госпиталей окончившие школу строевых старшин (мы потом говорили «школу «СС»).

Однажды произошло ЧП. Недалеко от лагеря лежал сбитый наш самолет, с полным боекомплектом и вооружением. Почему он не взорвался – осталось загадкой. Мы частенько наведывались к нему, изучали.  И однажды Костя Олейник ухитрился принести незаметно унитарный патрон от пушки этого самолета. Когда все ушли на работы, он, оставаясь рабочим по камбузу, подложил патрон в плиту, где варилась каша для старшинской кают-компании. Котел выскочил из плиты, а старшинская кают-компания осталась без второго.

Начались поиски виновного. А так как наряд на камбузе был из нашего взвода, то подозрение падало на всех нас. Сначала опрашивали всех, потом по одному. Следствие руководил старшина 2 статьи Дунда Иван Константинович.  Следствие ни к чему не привело. Костю никто не выдал.

Тогда было принято решение – наказать весь взвод. На следующее утро взвод был построен, спросили еще раз каждого, кто взорвал плиту. Результат был тот же.

Дунда объявил, что будут строевые занятия. Стояла хорошая морозная погода, мороз градусов 10 – 12. Но наша форма не была приспособлена даже для такого небольшого мороза.  Пошли строем, строевым шагом в сторону станции, с песнями. Постепенно настроение стало падать. Руки замерзли, ноги мерзнут, особенно мерзли уши. Бескозыркой их не прикрыть. Отошли от лагеря километров восемь. Дунда был в таком же состоянии, что и мы: в бушлате, в фуражке и хромовых ботинках. Тоже замерз.

Узнал Дунда о виновнике этого ЧП спустя много лет, на одной из юбилейных встреч, когда мы уже были офицерами.

Сафронов В. В. Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951. СПб 2001. Из архива Грабаря В.К. подробнее

В каждом классе или взводе был офицер-воспитатель и его помощник - старшина, пришедший с флота, были еще и старшины рот. Они были и требовательны, и внимательны,  учили нас военным порядкам по большому счету строгости и бегали с нами в пятнашки. При всем при том мы   частенько обходились с ними жестоко.  Мы  любили, как родного, нашего командира роты Григория Максимовича Карпейченко (он стал нашим после того как выпустил ребят первого выпуска в 1948 г, с которым вместе все знала о нас и помогала ему его жена милая Тамара Федоровна). Они относились к нам как к своим детям. А ведь особого образования он не имел. Много лет спустя мы хотели к юбилею организовать его представление к награде и пошли на его работу (после увольнения он работал где-то в охране или в снабжении). Его руководители не могли поверить в то, каким уважением и  какой репутацией он пользовался. У нас он   был на своем месте. Мы встречались с ним уже и адмиралами, и генералами, он все о нас знал и помнил. Каждый из нас мог бы назвать наиболее близких ему воспитателей: Туманова и Осипенко, старшин Мишу Сафронова  и Сергея Федоровича Федоренко,   Ивана Дунду … Здесь в списке их имена и некоторые фотографии. Почти всех уже нет на свете - добрая им память от нас.

Из записок В.Н. Федотенкова. - Записки для сборника "Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951." СПб 2001. подробнее

Спустя несколько десятилетий после описываемых событий, бывший помощник офицера-воспитателя Иван Константинович Дунда рассказал мне, что среди подростков и бывших сынов воинских частей встречались юноши, жизненный путь которых пересекался с лицами из уголовного мира. Удостоверения на знаки воинской доблести и даже на государственные награды – ордена и медали – они имели липовые. Некоторые из них ухитрялись играть в карты в ночное время при свете фонариков, имели слабость к спиртным напиткам и т.п. Было даже несколько лиц в старших классах, пытавшихся внедрить в жизнь и быт нахимовцев негласные порядки , сходные с теми, которые ныне называются «дедовщиной».

От таких личностей училище избавлялось немедленно.