В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".

 Из этого обычного ряда, пожалуй, выделяется военная игра 1961 года. Мы в лагере были старшими. Следующая – 5 рота И. И. Шаповала, и самые младшие - рота М. Р. Тихонюка, воспитателем в которой был майор Конев Иван Николаевич. По замыслу игры две младшие роты убыли из лагеря к острову: одна по берегу озера, другая на шлюпках. На берегу против острова они спрятали знамя и заняли оборону, ожидая нашего нападения.

В ночь следующего дня под прикрытием сумерек вышла в поход наша старшая рота. Чтобы не обнаружить себя, предварительно смазали и забинтовали уключины (ночью скрип на озере слышан за километр), и маршрут был выбран вдоль противоположного берега озера. Прикрываясь островом, мы незаметно высадились на неприятельский берег. Был легкий туман. Неискушенный противник был беспечен, и по звукам мы легко определили место их лагеря. Высланная разведка: Берзин (старший), Калашников, Московенко и Полынько, беспрепятственно проникла в их лагерь. Из доносившихся разговоров они поняли, где находится знамя. Затем зашнуровали палатки противника и завязали в узлы их одежду. 

Группу все-таки обнаружили. Истерично задудел горнист. Уже не скрываясь, трое разведчиков стали отходить к берегу, пытаясь отвлечь внимание от четвертого – боевого пловца Московенко, угонявшего тем временем неприятельские шлюпки. Но и он был обнаружен, и чуть было не попал в плен. От преследователей его отрезала спасительная глубина. Выбежавший на берег майор Конев с досады пальнул из ракетницы. И тут грохнуло дружное «Ура!» - это наш основной десант пошел на штурм.

Возвращались в лагерь на своих шлюпках. Грести не хотелось - устали, а парусное вооружение было специально оставлено дома, чтобы увеличить десантовместимость шестивесельных ялов. Тогда мы развернули плащ-палатки и растянули их на отпорных крючьях. Строй приобрел вид пиратского каравана. На флагманской шлюпке замелькал кулак командира роты. Как можно дольше мы старались делать вид, что не разобрали его «сигнала». Раны, полученные в боях, зализывали уже в городе.

Воспоминания нахимовца Денисенко Владимира.  

Наконец, в начале октября ответственное выступление в клубе Военно-Морской Академии, тогда она еще носила имя Крылова. Занавес открывается. и в первом ряду мы видим самого Н.С. Хрущева. Его приветствует наш солист Володя Волков с большим букетом цветов. Это было последнее появление Хрущева в нашем городе.

Проходит еще дней десять и вдруг во время послеобеденного отдыха в наш кубрик вбегает возбужденный командир нашей роты капитан второго ранга Шаповал Иван Игнатьевич с сообщением, что Хрущев снят с должности первого секретаря ЦК. Он не скрывает своей радости по этому поводу.

Тут же кто-то из второго взвода, тогда наш первый взвод делил с ним один кубрик, срывает со стены портрет и топчет его ногами. Чей, можно не объяснять? Эта сцена походит на то, что было после дворцовых переворотов 18-го века.

Лукьяненко К.П. Посвящается 40 летнему юбилею 18 выпуска Ленинградского Нахимовского училища.

Наши командиры назывались офицеры-воспитатели. Каждый класс считался взводом, которым командовал командир взвода в ранге не ниже  капитан-лейтенанта и помощник командира взвода, мичман. Кроме того, наши три пятых класса образовывали роту, и командовал ею капитан второго ранга Иван Игнатьевич Шаповал, сын которого был всего на несколько лет  старше нас и тоже учился в училище. Старшиной роты был мичман Виктор Григорьевич Исаев, который отличался особой выправкой и аккуратностью, любил строй и военную службу. Кроме того, в каждом взводе был вице-старшина из старшеклассников, с которыми мы, правда, соприкасались довольно слабо, поскольку наши распорядки во многом не совпадали. Вице-старшина должен был спать в одном  кубрике со своим взводом, поэтому чаще всего мы его видели либо уже после отбоя, либо поутру, когда он вместе с нами вскакивал по команде «Подъем!» и строил нас на зарядку.  Нашим вице-старшиной был добрейший, улыбчивый, несколько застенчивый парень, которого звали Миша Иванкин. Он учился в десятом классе и казался нам, одиннадцатилетним, обитателем какой-то недосягаемой для нас высоты. Правда, это не мешало нам немного над ним подшучивать, например, обматывать нитками всю его кровать. Обнаруживая это, он улыбался, качал головой и, молча, начинал распутывать всю нашу паутину, не включая при этом свет, чтобы не разбудить нас.

Иван Игнатьевич Шаповал многим напоминал своей статью и внешним видом тогдашнего министра обороны Родиона Яковлевича Малиновского. Я думаю, он и сам знал об этом сходстве. Он всегда был подтянут, опрятен, безукоризненно выбрит, аккуратнейшим образом причесан, и ему шла седина на висках. Я не помню, чтобы он громко нас распекал, но  требовательностью отличался и к нам, и к офицерам своей роты. При нем рота во всех соревнованиях была на первых местах, чем он гордился и нас заражал этой гордостью.  Теперь я понимаю, что во многом отношение к нам со стороны офицеров определял он, и, я полагаю, нам с ним повезло. Помнится также, что у него были нелады с сердцем.  Нужно сказать, что в училище было много офицеров, которые по состоянию своего здоровья не могли уже служить на флоте, и их, чтобы не увольнять, переводили дослуживать в наше училище. Отсюда и такие высокие звания у наших взводных. Например, в третьем взводе командиром являлся капитан второго ранга Овчинников, который во время войны был тяжело ранен в ногу и достаточно заметно хромал. Ему на смену через пару лет пришел Юрий Николаевич Чистяков. Его перевели с Северного флота, потому что у него начинались проблемы с опорно-двигательным аппаратом. Он остался у меня в памяти как честный офицер, который очень прилично играл в шахматы. Возвращаясь к Ивану Игнатьевичу Шаповалу, хочу сказать, что, несмотря на то, что мы горазды были давать клички всем офицерам и преподавателям, к нему никакая кличка так и не прилипла за все годы, что он командовал нашей ротой. А это о многом говорит, учитывая нашу предельную детскую безжалостность сбившихся в стаю молодых волчат.

КСВ.: Удивительный человек. Участвовал в качестве лоцмана в проводке союзных конвоев в зоне ответственности Северного флота. Стремился, чтобы мы были достойны своих отцов и дедов, набирались культуры и воспитанности всегда, был сторонником нашего обучения хоровому пению и танцам. В день, когда объявили о снятии Хрущева, он утром пришел в спальный корпус. Слов не помню, не помню и его настроения. А факт прихода запомнился. Он любил играть в волейбол, мичмана называли его "товарищ командир".