Карпов Эдуард. Я ВЫРОС В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ. Санкт-Петербург 2007.

Первым моим офицером-воспитателем был младший лейтенант Трутнев, которого мы в своей среде любовно называли Юрочкой. Как угораздило этого молоденького и симпатичного юношу после окончания какого-то военно-морского училища оказаться нашим воспитателем — этого мы не знали. Он явно тяготился этим своим положением и, наверное, не знал, как нас надо «воспитывать». Но он был хорошим человеком и, по-видимому, жалел своих мальчиков, живших без родителей. Для нас, пацанов, он был командиром и взрослым, но при этом каким-то близким для нас — ив силу его достаточно юного возраста, и в силу его доброты и открытости. Свои командирские функции по отношению к нам он проявлял так, что это никогда не давило, а что касалось нашего «воспитания», то он просто общался с нами в свободное от мероприятий время, «опускаясь» до нашего уровня. Свободные разговоры на самые разные темы или «куча мала», под которой лежал наш Юрочка, были довольно частым явлением в наше «свободное время». Хорошо помню, какая теплая волна благодарности поднялась в моей душе, когда в шестой роте в свой первый в училище день рождения я обнаружил у себя под подушкой большую коробку дорогого печенья, которую положил туда мой офицер — воспитатель. Он делал такие подарки каждому из ребят в его день рождения, покупая их на свои деньги. Вдали от дома это для каждого было радостным событием. Тот же Юрочка научил нас тому, что, живя вместе, нельзя есть гостинцы в одиночку...

В первое лагерное лето я здорово «оморячился» — сходил в море на торпедном катере. Это событие могло бы закончиться для меня большими неприятностями, если бы не Юрочка Трутнев.
В то время в составе дивизиона, на территории которого располагался наш лагерь, были торпедные катера, похожие на те, которые снимались в моем судьбоносном кинофильме. Это были катера типа «Г-5», служба на которых была сопряжена с большим риском и требовала большого мужества. Катер имел два торпедных аппарата и зенитный пулемет для защиты от самолетов и катеров противника. Конструкция катера позволяла выстреливать торпеды только в направлении кормы, поэтому при атаке вражеского корабля катер должен был подойти к нему как можно ближе и развернуться, чтобы выпустить торпеду. Такое маневрирование вблизи чужого боевого корабля давало много шансов на то, чтобы самому быть подбитым или уничтоженным. Экипаж катера состоял из четырех человек: командир, боцман, моторист и стрелок-радист. У каждого из них было только одно свое определенное место, не допускавшее каких-либо перемещений на ходу, и моряки сидели на катере подобно летчикам в самолете. При выходе в атаку катер несся с огромной скоростью и «становился на редан» — его нос поднимался над водой, при этом из-под носовой оконечности по обеим бортам поднимались большие фонтаны воды. Зрелище идущего на редане катера было очень впечатляющим. На этих катерах служили лихие моряки.
Живя в лагере, мы регулярно могли видеть, как торпедные катера выходят из «ковша» в море и возвращаются с моря. Несмотря на запрет, мы частенько ходили туда, где катера стояли, чтобы поближе поглазеть на них, а многие командиры катеров с теплотой смотрели на пацанов в морской форме. Постепенно завязывались знакомства, и в конце концов произошло то, что должно было произойти: один из командиров предложил мне «сходить на часок» в море, а другой предложил это же моему другу Сашке Тележникову, с которым мы были в одном взводе. Мы с восторгом приняли это предложение, и в назначенный час, уже после ужина, пришли на пирс, с которого нас и взяли на катера. Мой командир посадил меня рядом с собой в его маленькой открытой рубке, защищаемой ветровым стеклом, надел на меня такой же, как у всех на катере, шлем, и катер, взревев мотором, пошел в открытое море. Катер ходил в море около часа, несколько раз становился на редан, и я испытывал чувства страха и восторга. А затем случилось непредвиденное: командиры катеров получили команду продолжить учение и идти в другой квадрат для выполнения каких-то задач. И вместо одного часа катера пробыли в море часа три и вернулись в базу, когда уже стемнело, а в нахимовском лагере произвели «отбой». Обалдевшие от впечатлений, мы с Сашкой тихонько подошли к нашей палатке в надежде незаметно пролезть в нее с задней стороны, но — нас давно уже ждал наш офицер — воспитатель. Пришлось честно рассказать ему о том, где мы были, а он, выслушав наши объяснения, сказал нам только: «Что же вы делаете со мной, мальчики?» И отправил нас спать. На следующий день он никак не наказал нас и никому не доложил о том, что с нами произошло.
Получилось так, что всю жизнь потом Сашка был одним из моих близких друзей. И много лет спустя мы с ним не раз добрыми словами вспоминали этот «неуставной» поступок Юрочки Трутнева.