В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".

Все проблемы переходного возраста, борьба с издержками нашего роста и прочее достались уже второй волне офицеров-воспитателей: бывшему политработнику Вячеславу Михайловичу Румянцеву и бывшему командиру башни главного калибра крейсера «Кронштадт», такому же «башенноподобному» Эрнесту Андреевичу Авраменко. Во 2-м взводе некоторое время офицером-воспитателем был Владимир Иванович Туркин. Опытный командир, работавший с самого первого дня истории училища, он оказался командиром в той роте, где произошло упомянутое несчастье, связанное с гибелью вице-старшины 1-й статьи Федякова. Направленный к нам с понижением, В. И. Туркин работал у нас недолго и, вероятно, с пониженным напряжением, о нем нечего сказать. Еще какой-то период в 1962 году взводом командовал капитан 3-го ранга Пименов Владимир Петрович, человек легкий, с высокой культурой, он был сначала нештатным, а с 1968 работал штатным корреспондентом в газете «Советский моряк» Ленинградской ВМБ.

Новые командиры отличались от наших первых. А, может быть, так их воспринимает детская психика: первые  всегда – лучшие. Во время нашей совместной службы эти вторые учились на каких-то педагогически-воспитательных курсах, и стали к нам после этого относиться, можно сказать, почти с научных позиций. Все наши «достоинства» - а их, по-прежнему, было немало – они фиксировали в своих блокнотах; это была мера психического воздействия и называлась она «взять на карандаш». Мичманы поступали проще. Старшина роты мог по-отечески дать легкую затрещину, и это, честно сказать,  было лучше, чем выслушивать занудные проповеди офицеров...

Нам выпала честь проходить морскую практику на учебном легком крейсере (УКРЛ) «Киров», который и стал нашим пристанищем на целый месяц. С нами были наши командиры: Н.П. Оверченко, Э.А. Авраменко и В.М. Румянцев, мичман Лесничий. Вместе с нашей ротой была еще и рота Л. Ф. Бориченко, старше нас на год, но это почему-то не всем запомнилось. К тому же в одну из практик на крейсере по нескольку дней были и преподаватели: Е. Г. Пупков и В. В. Певцов...

В январе нашим командиром роты был назначен В.М. Румянцев. Однажды, завзятые прикольщики - Моисеев и Хламков – спрашивают его: «Товарищ капитан-лейтенант, а у кого чин больше – у Вас или у мичмана Хомякова?» - «Конечно у меня!» - не почувствовав подвоха, отвечает тот. Шутка была довольно тонкой. У Виталия Михайловича был массивный подбородок. А эта часть лица по-английски пишется – chin, а по-русски читается – чин. Естественно, что это слово стало его кликухой. Виталий Михайлович был по-партийному прям, и такие шутки были вне его понимания. Он, будучи еще офицером-воспитателем, постоянно вел записи в каких-то тетрадочках. Тогда он учился в педагогическом институте, и мы думали, что он таким способом собирает материал для диплома, и мы для него - лишь подопытные. Но вот он уже закончил учебу, а записывать не перестал – теперь, наверное, копил материал на кандидатскую. В последствии он стал преподавателем, но, говорят, особого признания не стяжал...

И в то же самое время по нескольку нахимовцев ежегодно подавали заявления о приеме их в КПСС. У нас их было, кажется, семь человек: Валерий Александрович, Александр Берзин, Вадим Иванов, Владислав Калашников, Толя Комаров, Володя Полынько, Витя Виноградов. Для Славы Калашникова главным советчиком был отец, член партии с 1943 года, отец Толи Комарова вступил в партию еще раньше. Думается, что и у остальных ребят был советчик, вероятно командир роты бывший политработник В. М. Румянцев. И вряд ли это их решение было скороспелым.  У Александровича по вехам, расставленным партией, был разработан план всего жизненного пути, вплоть до Генерального секретаря ЦК КПСС. Для других побудительным мотивом было понимание, что будущему офицеру без членства в партии трудно будет cделать карьеру. А Вова Полынько задумался и понял, что помыслы у него были самые радужные, и он еще верил в светлое будущее, и хотел придти к нему в первых рядах.

Какие бы лозунги не выставлялись в то противоречивое время, мы оставались «государевыми детьми».  У нас по-настоящему действовал только один девиз:  «За нашу советскую Родину!» ...

В лагере мы были с 30.6 по 20.7, причем до 14.7 жили вместе со всеми младшими нахимовцами, а последнюю неделю – одни в целом лагере. Отрабатывали швартовку на типовом командирском катере эсминца (РК – 378). Сначала подходили к плавающему плотику, а затем нам разрешали швартоваться и непосредственно к пирсу. Катер был деревянным и хрупким, поэтому боцмана очень боялись, как бы мы его не разбили. Иначе командованию училища не на чем будет отдыхать на озере. И все-таки катер грохнули, и разбил его наш молодой командир роты Виталий Михайлович Румянцев. Бывший политработник, он как-то буквально понял лозунг «Партия – наш рулевой!», и сам встал к штурвалу. Воскликнул почему-то: «Эх, Квантунская!», и направил катер на пирс, будто капитан Гастелло свой горящий самолет на железнодорожные составы противника. В результате – Крэк!

Путь в моря. Очерки о Ленинградском нахимовском училище. Составитель: Раздолгин А. А. Л.,1984.

— Мы уже думали об этом, на бюро обсуждали,— сказал Виталий и застенчиво улыбнулся.— А еще мы хотели попросить вас выступить с докладом.
Предложение прозвучало для Бухтиярова несколько неожиданно. Он уже собирался было посоветовать ребятам обратиться к кому-нибудь из руководителей предметно-методических комиссий. Скажем, о традициях по истории флота великолепно расскажет капитан 2-го ранга В. М, Румянцев, а о проблемах военно-морской подготовки — капитан 3-го ранга В. М. Соболев... Однако, взглянув на Виталия, перехватил его ожидающий взгляд. Как расценят его отказ сами нахимовцы? Ведь он их первый воспитатель и наставник.

— Хорошо,— согласился Бухтияров,— я подготовлю доклад. А вы всем бюро с комсомольцами поработайте.