Добрый вечер !
Сегодня просматривал фотоальбом своего, к сожалению ушедшего из жизни три месяца назад тестя и высылаю вам некоторые фотографии, которые думаю будут очень интересны для авторов и посетителей нашего, ставшего родным, сайта.
На фотографиях :
1. С цветами на катере Константин Александрович Безпальчев, контр-адмирал, начальник Рижского НВМУ (фото 1950 г.)
2. Отвечает на экзамене одноклассник А.Н.Золотова, Джим Паттерсон, который снимался в фильме "Цирк" с Любовью Орловой
3. Отсканировал пригласительные билеты на выпускной вечер РНВМУ 1951 года и Билет участника 1 спартакиады Нахимовских училищ. В соревнованиях по боксу учавствовал Золотов А.Н.
4. На фотографии в зимней шапке Золотов А.Н. в 1946 году, в бескозырке - в 1947.
5. Групповая фотография сделана в июне 1947 года - пятый слева Саша Золотов.
Готовлю материалы для Личного дела Золотова А.Н., по готовности пришлю.
Спасибо за сайт.
С уважением ! Нахимовец 1980 года выпуска Сырцев Александр.

Костев, Георгий Георгиевич. Неизвестный флот: люди, факты, проблемы: 300-летию "Адмиралтейских верфей" посвящается / Г.Г. Костев, И.Г. Костев. - Москва : б.и., 2004. ?
... Грустным возвращался в базу и Иван Иванович Панов. За свою многолетнюю службу в должности командира ПЛ он ни разу не промахнулся, выпустив около трех десятков практических торпед. Везло и в другом. Никогда он еще не привозил оружие домой. Всегда складывались обстоятельства так, что торпеды уходили в цель. И вот впервые он возвращается в базу с торпедами на борту. Предстоит их выгрузить и передать на склад.
А приз в этот раз выиграл друг Панова капитан 1-го ранга Егоров со своим экипажем. Успел он все-таки закончить контрольную отработку всех курсовых задач именно в день неудачи командира К-42.
Но были и другие факты, когда большая подводная скорость, несмотря на высокую шумность первых АПЛ при полных ходах, оказывалась единственной надеждой на победу в учебных поединках. Это уже другой пример из жизни 627-х.
Начальник штаба флота, мужчина с крупной седой головой в чине вице-адмирала, внимательно, не перебивая, выслушал доклад капитана 2-го ранга Золотова о готовности подводной лодки к походу. Адмирал задал несколько уточняющих вопросов, испытывающе разглядывая Золотова, будто стремился предугадать его ответы. Затем молча встал и, подойдя к стене, отдернул шторку, прикрывающую карту.
— Подойдите!
Золотов приблизился к карте. Его глазам предстала детальная обстановка учения, а через всю карту пролегал маршрут его подводной лодки.
— Вам доверяется исключительно ответственное задание, — продолжил начальник штаба СФ. — От правильности ваших действий зависит успех или промах всего флота. Не скрою, кроме вашего корабля, такую же задачу командование флотом ставит еще одной атомной подводной лодке. Кто из вас обнаружит «противника» — это зависит от целого ряда факторов. Но многое решит искусство командиров кораблей и мастерство экипажей. Однако обнаружить мало, надо уцепиться в «противника» и, неотступно следуя за ним, систематически по радио давать вот до этого рубежа, — адмирал короткой указкой провел по линии намеченного рубежа, — состав его отряда, курс и скорость! Своевременность и точность ваших донесений во многом определит результат действий ударных сил флота.
Адмирал задернул шторку и молча сел в кресло. Золотов посмотрел на начальника штаба, затем повернул голову в сторону карты и, подойдя к столу, вытянулся по стойке «смирно».
— Вы понимаете, что от вас ожидает командование, а точнее, какая ответственность ложится на вас?
Золотов не торопился с ответом. Начальник штаба флота посмотрел одобрительно и доброжелательно добавил, заканчивая беседу:
— Пока думайте и готовьтесь.
В штабе флота хорошо представляли трудности в решении поставленной задачи. Ведь только начиналось участие атомных подводных лодок в крупных океанских учениях. Многое пока оставалось неведомым. Были и технические трудности. Первые атомные подводные лодки еще недостаточно хорошо «слышали» и «видели», больше, чем положено, «шумели». Об этом намеревался доложить Золотов, но по характеру беседы, по словам адмирала понял, что тому это ясно и понятно. Значит, надо искать пути и способы выполнения задачи.
В оставшиеся сутки до выхода в море каждый на корабле проверял свое заведование, для всего экипажа провели последние предпоходные тренировки. Но командиру корабля предстояло самое главное — принять окончательное решение на выполнение задачи. Золотов детально изучил район предстоящего плавания, проверил расчеты на переход по исходной начальной обстановке. Но он хорошо представлял, что сразу с выходом в море появятся новые детали, поступят вводные — одним словом, пойдет наращивание обстановки по учению. Плюс к этому фактическая обстановка, — а это десятки встречных судов, неожиданности погоды. Хотелось все предусмотреть. Вновь и вновь Золотов намечал и рассчитывал варианты действий. На это уходили последние часы командирской подготовки.
Для моряка, привыкшего к неожиданным выходам в море, сигнал о начале похода, казалось бы, не должен заставлять волноваться. Но для командира корабля приказ «выйти в море» всегда вызывает нервное напряжение, особую собранность. И только с отходом от пирса наступает привычная деловитость, ритмичная корабельная жизнь. Так было для Золотова и в эту ночь. Правда, летняя ночь в Заполярье звучит условно, так как ярко светит солнце и в полдень, и в полночь.
Золотов сразу же открыл глаза от голоса, раздавшегося в динамике его каюты:
— Товарищ командир! — Докладывает дежурный по кораблю. Вас срочно просят прибыть к оперативному дежурному!
Через 10 минут Золотов вошел в штаб соединения. Там все бурлило. Быстрее, чем обычно, сновали по коридорам офицеры, чаще открывались и закрывались двери кабинетов. К оперативному дежурному то и дело входили командиры кораблей. Золотов выслушал оперативного, еще раз посмотрел карту обстановки и, сделав пометки в своей записной книжке, обратился к начальнику штаба соединения, находившемуся здесь же:
— Прошу разрешения отходить.
Начальник штаба вынул из портфеля запечатанный конверт, передал его Золотову и коротко ответил:
— Добро! Конверт вскрывать как указано!
Золотов прочитал надпись, четко выведенную на конверте: «Вскрыть по сигналу «Печора». Он с грустью подумал: «Когда на лодку придет сигнал «Печора», то уточнять и задавать вопросы по содержанию конверта будет не у кого. Наиболее вероятно, подводная лодка окажется в глубинах океана, далеко от базы». ; .,. Выйдя из штаба, Золотов по крутой лестнице спустился к причалу и, взбежав по сходне на борт, скомандовал:
— По местам стоять, со швартовых сниматься! «а: Немногим более суток понадобилось атомоходу для выхода в океан. Там и был получен сигнал «Печора». Ознакомившись с содержанием пакета, Золотов по выработанной годами привычке выделил главное из предстоящих действий. Обычно он стремился свести это главное к двум, редко — к трем стержневым звеньям. На этот раз ему представлялось самым важным скрытно преодолеть противолодочный рубеж «противника», и второе — иметь как можно больше времени для обследования зоны вероятного нахождения отряда кораблей «противника». Эти два звена, как считал Золотов, должны обеспечить решение поставленной задачи. Но как их состыковать? Как ни считал командир, что ни придумывал, решение первой проблемы исключало вторую.
В короткие часы походного отдыха Золотев даже вслух пытался рассуждать: «Для скрытного прорыва через «заборы» противолодочных сил надо идти бесшумным ходом, — а это малые хода, лавирование. Значит, потребуется несколько суток на прорыв. Но тогда времени на поиск с приходом в район остается в обрез. Немудрено и упустить противника». Обостренное чувство ответственности подсказало решение, хотя пока оно было лишь идеей: «Надо уйти от старых методов, неприемлемых для атомной подводной лодки». Просто, но что взамен старого? Идея нуждалась в обосновании, подкреплении коллективным опытом, умом и мышлением товарищей по экипажу. Одним словом, как случается в море, сложились необычные обстоятельства, и крайне сложная обстановка требовала рискованного решения. В этих случаях, по старинной морской традиции, командир корабля собирает совет офицеров для окончательного принятия решения. Последовал этому неписаному правилу и Золотов. Он приказал вахтенному офицеру держать глубину погружения 100 метров, идти под турбинами малошумным ходом курсом в обход противолодочных сил. Убедившись в правильности действий вахтенного офицера, Золотов перешел в кают-компанию, где уже собрались все офицеры. Командир кратко изложил обстановку, трудности в решении задачи и предложил желающим высказать свое мнение. Необычность проводимого собрания вызвала некоторое замешательство, воцарилась полная тишина.
— Так как же будем решать задачу? — повторил Золотов.
Офицеры смотрели на него, переглядывались, но не решались заговорить. И все же искренний интерес командира корабля к мнению своих подчиненных, его неподдельное ожидание помощи от них подтолкнули офицеров к нужному разговору.
Первым поднялся механик. Невысокий, крепкого телосложения капитан 3-го ранга, всегда молчаливый, неторопливый и даже медлительный в действиях. По возрасту он был самым старшим на подводной лодке. Не раз ему доводилось ходить в океан на различных кораблях. Там всякое бывало, и механик не однажды выручал свой экипаж. Но вот так, чтобы обратился к нему командир корабля высказать мнение о тактическом плане решения задачи, было впервые. С этого и начал командир БЧ-5, а закончил свое короткое выступление, казалось бы, недостаточно конкретно: «Надо использовать главное преимущество атомной подводной лодки — ее огромные энергетические возможности».
Механик обвел взглядом сидящих офицеров и добавил, обращаясь к Золотову:
— У меня все!
— Спасибо! Кто еще выскажется?
— Разрешите, товарищ командир? — обратился штурман.
Штурман явил собой полную противоположность механику. Высокий, экспансивный капитан-лейтенант имел хорошую морскую подготовку, был не новичок на корабле. Но отличался категоричностью и резкостью суждений. Вот и теперь заговорил горячо, несколько торопливо:
— Я так понимаю, что механик предлагает идти большой скоростью. Так? — взглянул он на молчащего командира БЧ-5. И, не ожидая ответа, продолжил: — Но это нарушит скрытность, то есть святую святых подводной лодки. А значит, мы рискуем кораблем. Ведь в случае войны, а учение это и есть война, нас просто уничтожат. Имеем ли мы на это право, товарищ командир?
Наступила пауза. Золотов был рад такому повороту. Часть из высказанного мучила и его, в том числе и «право на риск». Что это такое? И есть ли это право у него, у командира атомной подводной лодки? Вероятно, думал Золотов, командир любого корабля, участвовавший хотя бы в одном боевом походе, однозначно ответит положительно на этот вопрос. А вот он, Золотов, которому не довелось воевать, как он должен ответить? Разум " подсказывал одно: «Кораблем в мирное время рисковать нельзя. Слишком дорог такой риск». Но мысли в голове опережали друг друга: «Однако на войне без риска не бывает! А в мирные дни как оценить необходимость риска? Но ведь не рискуя сейчас, никогда не решиться на риск и потом — в боевом походе. В чем же тогда проявляется командирское право на риск в мирные дни?» Можно об этом «праве» рассуждать, подводить «базу», но понять, проявить это право можно только, действуя непосредственно в море.
Мысли командира прервал старший помощник — энергичный ^многоопытный подводник:
— Товарищ командир!
— Слушаем вас, Владимир Иванович!
— Да, нас могут обнаружить, если нарушим скрытность. Но ведь скрытность — это не самоцель. Если она, эта скрытность, не помогает решить поставленную задачу, то она не такой уж и союзник нам. Правда, если ею пренебречь, то надо взвесить: ради чего? В нашем положении мы это должны сделать ради главного — выиграть время для поиска противника. Значит, надо рисковать, — убежденно, рассекая воздух ладонью, выложил старпом. — Считаю, надо идти самым полным ходом. А наша подводная лодка самая быстроходная на флоте.
После выступления старпома кают-компания загудела. Все осмелели и доказывали: «Атомоход — прежде всего большая скорость». Если до разговора с офицерами Золотова мучили сомнения, то теперь он решительно заключил:
— Пойдем самым полным ходом! Считаю, это обеспечит внезапность, а необычность маневра и наша способность идти на больших глубинах практически неограниченное время с высокой скоростью не позволит «противнику» своевременно принять решение. Ну а насчет риска... — Золотов посмотрел на штурмана, обвел всех взглядом и продолжил: — Надо сегодня, в мирные дни, приучать себя к риску. Ведь чтобы что-то уметь, надо этому учиться.
Объявляя решение, Золотев опирался не только на логику и опыт, но и на свои расчеты. Он в голове десятки раз подсчитывал, что, идя полным ходом, он не оставляет времени «противнику» на классификацию контакта. Ему на установление, что прошла атомная подводная лодка, отводятся секунды. А еще потребуется время на вызов противолодочных ударных сил, уточнение направления движения. Одним словом, факт прохода его, Золотова, корабля «противник» может установить, но не больше. «Мы шумнем и исчезнем», — с хитроватой улыбкой закончил командир офицерский совет.
Командир атомохода решил, что можно противопоставить шумности высокую скорость. Его расчеты и замысел оправдались. АПЛ обнаружила «вражеский» отряд и несколько суток следовала за ним, выдавая данные в штаб флота.
Закончилось учение. Возвращавшиеся корабли встречали с оркестром, торжественно поздравили. Но Золотова встретили на берегу холодно и даже с упреками. Один из посредников, сразу же прибывший на борт ошвартовавшейся подводной лодки, заявил:
— Мне было поручено «вести» во время учения ваш корабль. Не излагая подробностей, скажу свой вывод, мною доложенный командованию: «Действия безграмотные, вы были обнаружены». Думаю, вам как командиру понятно, что это значит! — не вопросом, а с апломбом и утверждением произнес свою тираду береговой посредник.
— Я выполнял поставленную задачу, — спокойно возразил Золотов.
— Надо выполнять действующие документы, — поучающе отрезал штабист.
— А что тогда представляет собой инициатива и риск? — сдержанно спросил Золотев.
— Инициатива и риск должны быть оправданными! Золотов помолчал и в спину уходящего посредника негромко, но отчетливо и подчеркнуто сухо заметил:
— А это мы узнаем только после риска.
Вскоре Золотова вызвали в штаб флота для доклада о маневрировании. Долго он думал, что говорить. Как обосновать свои действия? Ведь маневрирования и не было. Был неожиданный маневр. Лодка, как стрела, «прошла» противолодочный рубеж на глубинах, где не могло быть мин — вот и все.
Расстроенный прибыл Золотов на беседу к начальнику штаба флота. Правда, духом он не пал. Считал и сейчас, что новизна в действиях, тактическая внезапность должны вести к успеху. С этого и решил начать доклад. Но говорить не пришлось. Начальник штаба флота поздравил Золотова с возвращением и... вручил ценный подарок с дарственной надписью от командующего флотом.
— Держи, командир! — протянул улыбающийся адмирал шикарный морской бинокль в кожаном чехле.
Золотов обхватил вспотевшими руками глянцевую кожу чехла и растерянно посмотрел на НШ.
— За нескрытность следовало бы объявить «неполное служебное соответствие», а за находчивость, за то, что нашел «свой» прием, что не побоялся идти самым полным, надо бы наградить. Вот в среднем и решили поощрить, — подытожил начальник штаба флота.
Уже потом прислали в соединение анализ учения. В нем указывалось, что атомная подводная лодка Золотова нарушила скрытность. Но там же говорилось, что ударные силы флота выполнили поставленную задачу. Они поразили мощными неожиданными ударами корабли «противника» по данным именно от этой самой АПЛ. Маневрирование самой подводной лодки было тщательно проверено, а действия подводников оценили в штабе флота по законам теории вероятности. Получилось, что мог атомоход Золотова, нарушив скрытность, все же остаться неповрежденным. Уже много лет как Золотов покинул подводные лодки, но тот морской бинокль всегда на видном месте его сухопутной квартиры. Подарок комфлота постоянно напоминает бывшему командиру о «самом полном вперед».
Не менее интересны факты по АПЛ и второго поколения, на которых довелось служить одному из нас (К.И.Г. — Прим. ред.). Начало строительства этих кораблей мы уже рассматривали ранее. Сейчас лишь выделим некоторые события, связанные с личным опытом службы на атомных подводных лодках проекта 671. После постройки головной АПЛ «семейства» 671-х в Ленинграде на «Адмиралтейских верфях» последовали модификации этого малошумного многоцелевого атомохода. Были разработаны проекты 671 РТ и 671 РТМ. Основное их отличие от «чисто» 671-й серии — вооружение, так как появились новые противолодочные ракеты и торпеды калибра как 533 мм, так и 650 мм.
Головную лодку проекта 671 РТ создавали в Горьком на заводе «Красное Сормово». В последующем была построена небольшая серия этих кораблей в количестве 7 единиц, из них четыре сдали флоту «Адмиралтейские верфи». Дальше пошла серия 671 РТМ — она была значительно больше, чем предыдущая. Эти лодки строили как на «Адмиралтейских верфях», так и в городе Комсомольске-на-Амуре на заводе имени Ленинского комсомола. В состав ВМФ вошло 19 атомоходов проекта 671 РТМ. По тем временам это были наиболее совершенные и самые малошумные АПЛ. Они имели на вооружении торпеды и ракето-торпеды. На них были установлены совершенно новые, принципиально отличные от предыдущих навигационные, гидроакустические и ракетно-торпедные комплексы. Новыми были средства связи и боевая информационно-управляющая система. Фактически лодки серии 671 РТМ явилась переходным проектом от многоцелевых АПЛ второго поколения к третьему.
Головной корабль этого проекта К-524 строился на «Адмиралтейских верфях» и вошел в состав ВМФ в 1978 г. Первым его командиром был капитан 1-го ранга Сергей Иванович Русаков. Вторым экипажем К-524 командовал В.В.Протопопов, который на этом корабле в конце 1985 г. совершил беспрецедентный подводный поход по сложнейшему маршруту: Западная Лица — на север в обход Земли Франца-Иосифа — к северному берегу Гренландии...

Контр-адмирал К.А. Безпальчев. В море и на суше. Сборник воспоминаний его воспитанников и сослуживцев. - СПб.: НПО «Система», 2008. (Желающие получить электронную копию должны сообщить на сайт адрес своей электронной  почты и какой вариант предпочтительнее, с фотографиями - более 20 мгб. или только текст)
Золотов Александр Никитович, 1933 г. рождения, капитан 1 ранга, выпускник Рижского Нахимовского училища (1951), ВВМУ подводного плавания (1955), доктор военных наук.
Судьбоносные встречи. Нахимовское училище.
«На жизненном пути каждого человека происходит неизмеримое число встреч и знакомств с различными людьми. Случаются встречи мимолетные, бесследные: пообщался и забыл. Бывают знакомства длительные - по совместной учебе, службе, работе, совместному соседству, родству. Такие помнишь долго, иногда всю жизнь, чаще с удовольствием, иногда и без. Некоторые из знакомых и родных превращаются в друзей. С ними не обязательно встречаешься часто, но ты о них помнишь и всегда знаешь, что они есть и в любое время могут посочувствовать и помочь искренно и бескорыстно. Помните, как у Симонова: «Чего нет, того нет, а что есть - пополам!»
Но есть и еще одна категория встреч и знакомств. Это встречи судьбоносные, они могут в корне изменить твои жизненные устремления, а порой - и мировоззрение. (Кстати, к таким судьбоносным я бы отнес знакомства с будущими супругами, рождение детей и внуков. Но речь не об этом.) Хочу рассказать о некоторых своих встречах, которые начисто меняли все ранее мною задуманное.
Родился я в 1933 г. в Череповце, которого почти не помню. Отца я тоже не помню, он погиб, когда мне было чуть больше года. Через два года моя мама вновь вышла замуж за военного, и начало нас мотать, куда придется. Приходилось жить и в Новгороде, и в Петрозаводске, и в Красноуфимске, и в Рыбинске, и в Ленинграде, и у деда в деревне Огорелье Ленинградской области. Здесь-то восьмилетним мальчишкой я и оказался в оккупации в августе черного 41-го. Однако ненадолго: в апреле следующего года части Второй ударной армии нас освободили, и мы эвакуировались на Урал. В сорок четвертом, после снятия блокады, с сестрой и матерью я возвратился в Ленинград.
Читать я научился рано и под воздействием любимого Жюля Верна с десяти лет начал мечтать о море. И только о подводных лодках. Мечты мои стали воплощаться на практике, когда я поступил учиться в пятый класс Рижского Нахимовского училища, которое только-только организовалось во второй половине послевоенного 45-го. По этой причине занятия начались лишь в декабре. Учился я неровно, хотя и неплохо - все рассчитывал на свою память, усидчивости же не хватало (это качество довольно долго меня еще подводило). Первая четверть (а заодно и полугодие) закончилось 22 февраля 1946 г. и, к моему удивлению, я был объявлен первым учеником в своей роте (из четырех взводов пятого класса).
Наряду с еще тремя воспитанниками из других рот, в которые входили седьмой, шестой и четвертый классы, Альбертом Акатовым, Евгением Коноваловым и Гарриком Лойкканеном я был приглашен на торжественный обед по случаю дня Красной Армии к Бате. Так мы уважительно называли начальника училища капитана 1 ранга Константина Александровича Безпальчева. Кроме нас четверых, сидевших за низеньким столом, в гостях находилось несколько взрослых, в том числе известный латышский писатель Вилис Тенисович Лацис, в прошлом рыбак и грузчик, в будущем -Председатель Совета министров Латвии.
Писатель В.Т. Лацис в гостях у нахимовцев Справа вверху - капитан 1 ранга К.А. Безпальчсв
Здесь-то и случился со мной запомнившийся на всю жизнь конфуз. Дело в том, что в ту пору, несмотря на довольно сносное питание в училище, многие из нас ощущали постоянное чувство голода (видимо, еще с военного времени). А у Елены Тимофеевны — супруги Безпальчева — стол ломился от яств. Был великолепный борщ, затем подали жаркое. Но больше всего меня поразили пирожки с мясом. Сколько я их съел, не помню, но когда хозяйка разрешила нам снять наши форменные мундирчики и остаться в тельняшках, я самостоятельно этого сделать не смог: не расстегивался морской ремень. Попытки Константина Александровича и Елены Тимофеевны снять его успехом также не увенчались, и только могучий Лацис с этим справился...
Интересная это была супружеская чета Безпальчевых. Он - невысокого роста, с животиком, полным лицом с редкими седеющими волосами и голубыми глазами, и она - высокая, статная, темноволосая - казались совсем не под стать друг другу, а жили душа в душу, в дружбе и полном взаимопонимании, воспитывали двух сыновей.
Не часто вся семья Безпальчевых имеет возможность собраться за обеденным столом. Слева - направо: Константин Константинович, Константин Александрович, Элеонора Филипповна и Елена Тимофеевна. Рига. 1947 г.
Константин Александрович окончил до революции Морской корпус, плавал на знаменитом крейсере «Россия», в советское время служил на Черноморском флоте, командовал эсминцем «Петровский» и другими кораблями. Прекрасный моряк, эрудит, великолепно знавший латынь, историю, литературу, физику, астрономию, а также заядлый театрал и знаток музыки, хороший оратор, строгий начальник и замечательный педагог - вот его портрет. , Вечером того же дня (когда произошел казус с ремнем) нас Всех ожидал еще один сюрприз: все воспитанники присутствовали в оперном театре. Я впервые в жизни с восхищением слушал «Евгения Онегина» и, сидя в первом ряду партера рядом с Безпальчевым, внимал пояснениям Константина Александровича, которые он давал своим юным четверым гостям: сейчас будет соло на гобое, оно напоминает пастуший рожок; сейчас будет знаменитая сцена дуэли; внимательно прослушайте арию старого генерала Гремина, сколько в нем благородства; запомните заключительную сцену возмездия за совершенное Онегиным зло. В дальнейшем, наряду с другими операми, я слушал «Онегина» много раз и всегда при этом вспоминал пояснения Константина Александровича.
По завершении первого года обучения я свои позиции сдал и перестал быть отличником. На очередном торжественном собрании, посвященном окончанию учебного года, получил от Безпальчева хорошую взбучку: он велел мне встать ногами на «банку» (скамейку), чтобы меня все видели (я был маленького роста) и заявил, что я, будучи у него в гостях, столько пирожков съел, что до конца учения должен бы учиться только на «отлично», а вот подвел его, и теперь он мне не доверяет. И, знаете, - подействовало. Хотя по пирожковому делу произошел еще один казус. Однажды вечером, выучив кое-как уроки, я гулял со своим приятелем Олегом Ивановым по двору училища и вдруг у самого забора обнаружил аккуратно завернутый в бумагу пакет. Развернули - пирожки, попробовали один - с мясом и рисом. Я уже было обрадовался, но тут Олег заявил: а вдруг пирожки отравленные (нас учили проявлять бдительность). Понесли пакет в санчасть, отдали медсестрам на анализ, а сами побежали в класс, где и рассказали о находке остальным товарищам, усердно занимавшимся самоподготовкой. Класс сорвался с мест. Прибежали в санчасть. Две сестрички, уплетая последний пирожок, объяснили нам, что яда в них нет. Нас с Олегом чуть не съели вместо пирожков.
Шесть лет довелось мне учиться среди этих мальчишек, поступивших в училище отнюдь не по блату. Никогда не забыть мне основательного Витю Комлева - нашего вечного вице-старшину, блестящего Сашу Познахирко, лучших спортсменов Женю Ланцова, Женю Сергеева, Володю Шувалова, акробата Леню Калейника, тихоню Володю Магера, ироничного Борю Щукина, с которым много лет просидел за одним столом, первого своего друга Олега Иванова, веселых братьев-близнецов Борю и Геру Тихомировых, зубрилу Олега Тихомирова, упрямого Юру Иукканена, своевольного Валю Ломтева, всегда целеустремленного Алика Берзина, старательного Виталия Михальского и, конечно же, Джима Паттерсона (помните негритеночка из кинофильма «Цирк»?) и более позднего друга моего Володю Горчакова, всегда уверенного в себе. Кто-то из них стал адмиралом, кто-то профессором, кто-то поэтом, а некоторые, зачастив с выпивкой, пойдут по наклонной. Сегодня все уже давно на пенсии, а некоторых уже и нет в живых. Готовили нас всех равно, одинаково, но все стали совершенно разными. И жизненный путь оказался у каждого свой.
Учили нас всем положенным по школьной программе предметам, плюс военно-морскому делу (от вязания морских узлов и плетения матов до практического освоения шлюпки-шестерки на веслах и под парусами). Кстати, финны подарили нам парусную шхуну «Лавена», переименованную затем в «Нахимовец», и на ней мы тоже проходили морскую практику.
Парусно-моторная шхуна «Нахимовец», на которой воспитанники училища проходили морскую практику.
Были у нас и уроки труда, в частности - столярное дело (в конце обучения каждый должен был смастерить по табуретке), слесарное дело (завершилось изготовлением штангенциркуля, а у меня получилось некое изделие почти каменного века, которым я очень гордился) и радиотехники, где мы мастерили детекторные радиоприемники. Учили нас даже бальным танцам и азам теории музыки.
Всем известно, что отношение учеников к тому или иному предмету в полной мере зависит от качеств учителя. В училище же, несмотря на сложные послевоенные годы, был подобран прекрасный педагогический коллектив. Любовь к истории (а следовательно, и знание её) нам привил замечательный историк капитан Ицкевич (прошу прощения, что помню не все имена-отчества), к географии - Георгий Иванов, к русскому языку - Неонила Романова (на всю жизнь запомнил, как писать слово «одиннадцать», исписав им, по её требованию, всю ученическую тетрадку), литературе - Наталия Ильина, к военно-морскому делу - капитан-лейтенант Залитэ. Никогда не забуду первого нашего математика -Леонида Зиновьевича Драбкина, умершего в 48-м от язвы желудка, и его преемника - Петра Николаевича Бугорского (Пенибугу). Они сумели увлечь нас своей, казалось бы, скучной дисциплиной. Уроки танцев я не любил и почти всегда убегал с них играть в футбол тряпичным мячиком, о чем впоследствии горько сожалел (когда стали приглашать девочек на училищные танцевальные вечера). Сколько же девичьих ног я перетоптал, чтобы научиться сносно танцевать!
Очень неплохо было организовано дело со спортом. Каждый день начинался с пробежки и физзарядки. Я их терпеть не мог и с удовольствием избавился, когда закончил учиться, о чем до сих пор тоже сожалею. Уроков по физкультуре было достаточно много - 3-4 в неделю. Для желающих были созданы секции акробатики, гимнастики, легкой атлетики, бокса, классической борьбы. Помню, как-то по пустякам я подрался с Аликом Берзиным и проиграл ему «бой». Эта неудача заставила меня записаться в секцию бокса, где я прозанимался более четырех лет до окончания училища. Больших успехов в этом виде спорта я не достиг, но уверенность в себе приобрел.
Часть летнего времени (до отпуска) мы проводили в лагере, где жили в палатках. Не забыть трехсуточного похода на шлюпках в Елгаву или выхода в Рижский залив на шхуне. Кстати, тогда впервые я познал, что такое морская болезнь. У каждого класса (взвода) был свой офицер-воспитатель и его помощник - старшина, почему-то, как правило, татарин (Мустафин, Нафиков, Маняпов). Старшин мы любили больше. Находились они с нами почти неотлучно, многое знали и умели.
Кстати, и шлюпками они управляли намного лучше офицеров, в основном пехотных.
Очень большое внимание уделялось в училище нашему эстетическому воспитанию, привитию нам азов культуры. Нас регулярно водили в рижские театры: оперы и балета, русский драматический, оперетты. Кстати, не все походы в театры воспринимали с удовольствием, некоторые ворчали: «Опять в культпоход погнали, я лучше бы печку в кубрике топил» (в спальных помещениях у нас было печное отопление). В училищный духовой оркестр были подобраны неплохие музыканты, которые играли нам не только на строевых занятиях и по праздникам, но и почти каждое воскресенье во время обеда, после небольшого вступительного экскурса Безпальчева исполняли что-нибудь из русской классики - «Камаринскую» Глинки, симфонию «1812 год» Чайковского...
Ну а уж если в Ригу приезжал кто-нибудь из знаменитостей, то их непременно приглашали к нам, и никто никогда не отказывался. Побывали у нас Любовь Петровна Орлова с Григорием Васильевичем Александровым, Алла Константиновна Тарасова и Михаил Михайлович Тарханов, чемпион мира по тяжелой атлетике Григорий Новак и даже вся футбольная команда ВМС. А уж если мы жили в Москве и готовились к парадам, куда нас только не возили на голубых «фордах». И в Большой, и во МХАТ (запомнил одну постановку, оказавшуюся незаконченной: во время спектакля умер Борис Георгиевич Добронравов, исполнявший роль царя Федора Иоанновича), и в Кремль в Оружейную палату, и в Каретный ряд. Побывали мы и в Историческом музее, и в музее подарков Сталину, и в Мавзолее, даже ездили на Бауманский стадион, где тренировались знаменитые футболисты ЦДКА Георгий Федоров, Всеволод Бобров, Борис Никаноров и другие. Свозили нас и на финальную кубковую игру по футболу 1949 г. между командами «Динамо» и «Торпедо» (Москва). Помню, в Москве нас даже приглашали посетить женский интернат Министерства иностранных дел, где жили и учились дочери ответственных дипломатов, живущих за рубежом, и где я познакомился с очень милой девочкой - Лидочкой Царской, вышедшей впоследствии замуж за моего приятеля Володю Чернышева и родившей ему двух сынишек-близнецов.
Была у нас в училище и очень неплохая самодеятельность: хоровой и танцевальный коллективы, оркестр народных инструментов, юмористическая акробатическая группа, были и довольно приличные солисты, в том числе и из приглашенных девушек. Ходили мы на концерты самодеятельности с большим удовольствием. В общем, все было бы хорошо, если бы не наступил памятный 1947 год. В этом году наше училище принимало участие в первом послевоенном Всесоюзном параде физкультурников в Москве. В мае и июне мы готовились к нему, проживая в Лефортово. Побывали на генеральной репетиции, посмотрели яркие, красочные выступления делегаций - участников, нисколько не уступающих подобным на последующих Олимпиадах, получили незабываемое впечатление. Не нужно забывать, что это происходило всего через два года после окончания тяжелейшей войны: мы все, кроме горя и бедности, мало что знали и видели, и вдруг - такое событие и такое зрелище.
В Москве нас задержали еще на неделю для участия в параде, посвященном дню Военно-Морского Флота. Наше участие заключалось лишь в живом «обрамлении» плавательного бассейна и десятиметровой вышки в Химках, где состязались видные пловцы и прыгуны в воду. Все было празднично и прекрасно, в том числе и предстоящий отпуск. А вот по завершению последнего некоторые из нас расслабились, им захотелось на «гражданку», бросить училище. Была даже образована тайная группа мальчишек под кодовым названием «Туда» (то есть на волю). Им казалось, что здесь, в Риге, все пасмурно и холодно и что надоело ходить в строю и учиться, подчиняясь строгому режиму. Виделось, что дома тепло, солнечно, уютно и весело.
Я тоже вбил себе в голову непременно уйти из училища. Кто только не отговаривал меня от этого поступка, какие только силы не привлекались — и песочили меня друзья на комсомольском собрании, увещевали старшины и офицеры, вызывали поодиночке даже родителей из Ленинграда, и какие только доводы они не приводили - все было напрасно, я был упрям, как осел. Наконец, был написан приказ о моем отчислении и представлен Константину Александровичу Безпальчеву на подпись. И тут в бой за меня вступила самая тяжелая артиллерия. Константин Александрович вызвал меня на «ковер» и задал первый и самый сложный вопрос: «Ты что же, собрался дезертировать?» В те первые послевоенные годы понятия «предатель» и «дезертир» были для нас, мальчишек, самыми позорными и унизительными. Ответить я не смог. Не помню, что мне говорил еще Батя, что я лепетал в ответ, но последние его слова были такими: «Если у тебя хватит духу закончить военное образование и ты станешь морским офицером, то и через пятьдесят лет будешь вспоминать меня с благодарностью». Это меня доконало окончательно, и я решил потерпеть и продолжить учиться. Прошло пятьдесят три года, но тот день и то решение я уже никогда не забуду. Оно стало воистину судьбоносным, и я бесконечно благодарен за него Константину Александровичу Безпальчеву.
Я снова втянулся в учебу, неплохо закончил Нахимовское училище и с удовлетворением, без всяких вступительных экзаменов поступил в Ленинградское 1 Балтийское высшее военно-морское училище (подводного плавания в последующем). Но одно скажу твердо и определённо: если кто-нибудь спросит меня: ощущал ли я лично заботу о себе со стороны высшей власти (как раньше говорили - «партии и правительства»), то отвечу, не задумываясь: да, ощущал. И в высшей степени не понимаю тех, кто с осуждением, а порой и со злобой вспоминает свое прошлое и прошлое своей страны».

Рижское Нахимовское военно-морское училище. Сборник материалов о встрече выпускников по случаю 60-летия основания училища. 3 декабря 2005 г. Составители: Г.Г. Лойкканен, М.Д. Агронский. СПб.: "НПП "Система", 2006.
Ученые, доктора наук, профессора:
3 выпуск. Золотов Александр Никитич. Комлев Виталий Петрович. Познахирко Александр Арсеньевич. Смирнов Игорь Константинович. Щукин Борис Борисович.
Иногда Константин Александрович в качестве поощрения за хорошую учебу приглашал воспитанников не в свой рабочий кабинет, где чаще бывали разгильдяи и двоечники, а к себе домой. Об одном таком случае рассказывает выпускник 1951 года Александр Золотов (Аврора, 2001, № 2-3):
«Наряду с еще тремя воспитанниками из других рот, в которые входили седьмой, шестой и четвертый классы, Борисом Акатовым, Евгением Коноваловым, Гариком Лойкканеном я был приглашен на торжественный обед по случаю дня Красной Армии (22 февраля 1946 г.) к «Бате». Так мы уважительно называли начальника училища капитана 1 ранга Константина Александровича Безпальчева. Кроме нас четверых, сидевших за низеньким столиком, в гостях находилось несколько «взрослых», в том числе известный латышский писатель Виллис Тенисович Лацис, в прошлом рыбак и грузчик, в будущем - Председатель Совета министров Латвии. Здесь-то и случился со мной запомнившийся на всю жизнь конфуз. Дело в том, что в ту пору, несмотря на довольно сносное питание в училище, многие из нас ощущали постоянное чувство голода (видимо, еще с военного времени). А у Елены Тимофеевны - супруги Безпальчева - стол ломился от яств. Был великолепный борщ, затем подали жаркое. Но больше всего меня поразили пирожки с мясом. Сколько я их съел, не помню, но когда хозяйка разрешила нам снять наши форменные мундирчики и остаться в тельняшках, я самостоятельно этого сделать не смог: не расстегивался морской ремень. Попытки Константина Александровича и Елены Тимофеевны снять его успехом также не увенчались, и только могучий Лацис с этим справился...
«БОЛЬШАЯ ШКОЛА»
Лейтенант В. Куликов «Советская молодежь» 27 января 1950 г.
Хорошо подготовленное и проведенное на высоком идейном уровне комсомольское собрание повышает чувство ответственности у членов ВЛКСМ за свои успехи в труде и учебе, помогает каждому комсомольцу понять роль и определить свое место в решении тех задач, которые выдвигает перед комсомолом большевистская партия.
Второй пленум ЦК ВЛКСМ потребовал от комсомольских организаций поднять роль собраний, устранить формализм и сухость в деле их подготовки и проведения, разнообразить повестку дня.
До недавнего времени комсомольцы Нахимовского училища обсуждали на своих собраниях лишь вопросы успеваемости и дисциплины. Ясно, это вызывало справедливую критику в адрес бюро первичной организации ВЛКСМ.
С помощью коммунистов-воспитателей и преподавателей мы сумели вовремя перестроить свою работу, стали внимательнее прислушиваться к запросам молодежи, чаще выносить на собрания вопросы воспитания нашей молодежи в духе советского патриотизма, советской национальной и военной гордости...
За сравнительно короткое время комсомольцы 8, 9 и 10 классов провели собрания со следующей повесткой дня: «Комсомол в борьбе за великое дело Октября», «О моральном облике советского молодого человека», «Что значит быть патриотом?», «За что я люблю свою Родину?», «Критика и самокритика - движущая сила развития социалистического общества», «Образ Алексея Мересьева - пример советского патриотизма и мужества», «Достижения советской науки и техники», «Наше поколение будет жить при коммунизме», «Советская молодежь под солнцем Сталинской Конституции».
Большое значение мы придаем подготовке собрания. Поучительно в этом отношении собрание с повесткой дня: «За что я люблю свою Родину». Бюро ВЛКСМ поручило сделать доклад на эту тему комсомольцу, отличнику Сергею Куликову. С помощью коммунистов Куликов подготовил яркий, убедительный доклад, показывающий величие нашей социалистической Отчизны.
Незадолго перед собранием в классах наиболее подготовленные комсомольцы провели с молодежью беседы на темы: «Наша Родина дала миру Ленина и Сталина», «Советский Союз - первое в мире государство рабочих и крестьян», «Наша страна - родина передовой науки, техники и культуры», «Лауреаты Сталинской премии 1948 года», «Мировые рекорды советских спортсменов».
Подготовительная работа во многом определила активность воспитанников, идейный уровень их выступлений на собраниях.
С чувством глубокой любви и благодарности говорил комсомолец Кунцис о широких горизонтах, которые открылись ныне для латышской молодежи.
- Каждый латышский юноша и девушка - говорил он, - может приобрести теперь любую избранную ими специальность. Я отдам все свои силы, чтобы оправдать отеческую заботу Родины....
Узбек Светлаев, казах Бекенев рассказали, как расцвела национальная культура их родных республик за годы советской власти. Комсомольцы Золотов и Игорь Смирнов взволновано говорили об историческом значении деятельности вождей мирового пролетариата Ленина и Сталина.
Проникнутая горячей любовью к своей стране, расходилась молодежь с этого увлекательного собрания. Нахимовцы Хризман, Шамин, Полысалов и другие подали вскоре заявления о приеме в члены ВЛКСМ.
...Комсомольские собрания оказывают серьезную помощь преподавателям в воспитании учащихся в духе советского патриотизма и советской национальной гордости, помогают крепить связь с молодежью, приобщают ее к активной общественной работе.

ХАРТИЯ УЧЁНЫХ - ЗАЩИТНИКОВ МИРА. ?
Золотов А.Н., (Россия) доктор технических наук, профессор, академик Академии военных наук, член-корреспондент МСА. Академик Академии военных наук.

Некоторые подходы к реформированию ВС России. Контр-адмирал О. Шкирятов, кандидат военных наук, А. Золотов, доктор военных наук, профессор. - Морской сборник № 4, 1997 г.