Отец. ?

"НА АТОМНОМ РАКЕТОНОСЦЕ ПОД ПАКОВЫМ ЛЬДОМ" - Капитан 1 ранга в отставке, профессор Н.Питулайнин.

Старпом В.М. Ладнов расписывает офицеров на 3 очереди, как того и требует Корабельный Устав ВМФ.

ВСЕГДА ЛИ ОПРАВДАН РИСК? Капитан 1 ранга в отставке Н. ПИТУЛАЙНИН.

В конце 1964 года Главком ВМФ С.Г. Горшков и заместитель Председателя Совета Министров СССР председатель ВПК (военно-промышленной комиссии) Л.В.Смирнов на атомном подводном ракетоносце К-178 вышли в океан и находились в плавании около суток. Вот как это было...

... При полной укомплектованности отработанным личным составом и образцовом содержании корабля, которому по итогам 1964 года был вторично присужден переходящий приз - Красное Знамя ЦК ВЛКСМ "Лучшему кораблю Военно-Морского Флота", сердце корабля - главная энергетическая установка - было поражено тяжелым недугом. В установке левого борта из 4 секций ПГ одна имела течь по первому контуру и была отключена гидрозатворами. В установке правого борта две секции из 4 имели течь по первому контуру и также были отключены гидрозатворами. Таким образом, 42% парогенераторов находились в аварийном состоянии, но аварийные камеры не отрезались и не заглушались.
А на Камчатке ждали высокое начальство. Инспекторскую поездку по Дальнему Востоку совершал самый "богатый" государственный чиновник, Заместитель Председателя Совета Министров СССР - председатель ВПК Л.В. Смирнов, которого сопровождал Главнокомандующий ВМФ С.Г. Горшков. Стало известно, что Л.В. Смирнов выйдет на одной из атомных лодок в море. К-178 в расчет никто не принимал: слишком велик риск. Для операции "показуха" готовили торпедную ПЛ К-115, которой командовал сменивший И.Р. Дубягу амбициозный Эдуард Лакманов, ранее служивший командиром дизельной ПЛ и имевший репутацию грамотного подводника. Командиром БЧ-5 был мой приятель Борис Семенович Гапешко, один из лучших механиков на ТОФ, выпускник Лен. ВВМИУ 1956 года.
На контрольный выход пошла К-115. На нее указал Главком. Уныние царило среди командования дивизии, когда К-115 возвратилась ранее намеченного срока, не выполнив программу контрольного выхода. Была установка Главкома: "прокатить с ветерком", к этому готовились, но по какой-то причине на скорости около 25 узлов сорвало носовой аварийный буй и затянуло под гребные винты. При обследовании водолазами оказалось, что повреждены лопасти гребного винта левого борта и нарушена центровка левой линии вала, да так, что даже на малых ходах из-за "боя" линии вала содрогание корпуса ощущалось во всех отсеках. Но что доложить Главкому? Командир К-178 В.М. Ладнов и командир БЧ-5 - автор этих строк, убывшие в отпуск, были сняты буквально с трапа самолета рейса Петропавловск-Камчатский - Ленинград и доставлены на ПКЗ в штаб дивизии, где находился командующий флотилией. Предусмотрительный командующий КВФ Н.Ф. Гончар принял такое решение "на всякий случай", и, как оказалось, не напрасно.
Робкие попытки В.М. Ладнова разжалобить командующего и доложить, что он и механик еще не были в отпуске, были пресечены сразу: "И я не был в отпуске", - отрезал Н.Ф. Гончар.
16 декабря 1964 года, 10.00. У пирса в бухте Крашенинникова ошвартованы: правым бортом К-115 и левым К-178. На ПЛА установки обоих бортов введены и работают в турбогенераторном режиме. На пирсе находятся оба командира, В.М. Ладнов и Э. Лакманов, замполиты С.П. Варгин и П.К. Алексеев, командиры БЧ-5 Б.С. Гапешко и я.
Вскоре от КПП, что на пирсе, медленно двинулась к кораблям большая группа переодетых в РБ адмиралов, в центре которой находились Л.В. Смирнов, С.Г. Горшков и оживленно жестикулирующий командир дивизии В.С. Салов. Мы замерли в положении "Смирно", приложив руки к головным уборам. Обращаясь к Э. Лакманову, членораздельно, негромко, в свойственной ему манере С.Г. Горшков спросил: "Командир, что случилось с кораблем?" Расстроенный, вконец растерявшийся Эдуард еле слышно произнес: "Кашалот, товарищ Главнокомандующий". Главком недовольно переспросил: "Кашалот? - И, не получив ответа, медленно, растягивая слова повторил: - Да, ка-ша-лот!" (ему комдив В. Салов уже успел доложить, что, оказывается, никакого потерянного аварийного буя не было, а под винтами субмарины неожиданно оказался кашалот). Все замерли в ожидании бури, но ее не последовало. Повернувшись к В. Салову, забыв о "кашалоте", Сергей Георгиевич четко произнес: "Пойдем с Ладновым". Я и С.П. Варгин вихрем взлетели через ограждение рубки на ходовой мостик и в считанные секунды через верхний рубочный люк свалились в центральный пост, где я занял свое место у "каштана". Старпом Толя Смирнов уже вовсю нажимал на рычаг колоколов громкого боя, и по кораблю гремело: "По местам стоять, со швартовых сниматься!"
Через некоторое время в лодку спустились адмиралы Н.Н. Амелько, В.М. Гришанов, М.Н. Захаров, Н.Ф. Гончар, А.М. Гонтаев, А.А. Рулюк, В.С. Салов, Лизарский, несколько чиновников из Совмина и ЦК КПСС, первый секретарь Камчатского обкома Орлов. Минут через пять в КП спустился Главнокомандующий ВМФ С.Г. Горшков. После того, как я отдал Главкому рапорт по установленной форме, Сергей Георгиевич, сделав жест рукой в сторону скопившихся в центральном посту сказал: "Адмиралов - во 2-й отсек!" - а сам занял место в командирском кресле. Возле него остался командующий ТОФ Н.Н. Амелько, а адмиралы поспешно убыли во 2-й отсек и разместились в кают-компании офицеров. За моей спиной, прижавшись к дверям рубки штурманов, занял место мой шеф - Н.З. Бисовка. Внимательно осмотрев центральный пост, поднимаясь с кресла, Главком произнес: "Пройдем по кораблю". Я выразил готовность его сопровождать, но Сергей Георгиевич остановил мой порыв: "Будешь сопровождать заместителя Председателя Совета Министров". Главком пошел по кораблю в сопровождении Н.З. Бисовки и вернулся в центральный пост, когда я по циркуляру объявил, что зампред Л.В. Смирнов с мостика спускается в Центральный пост. С разрешения Главкома я подал команду "Смирно", которую выполнил и Главнокомандующий, отрапортовал и представился высокому должностному лицу. В это время В.М. Ладанов с мостика запросил: "Прошу разрешения сниматься!". Главком ответил:
"Добро!". Лодка медленно, под гребными электродвигателями отошла от пирса. Уже на развороте ПЛ от командира с мостика поступила команда левый борт перевести в турбогенераторный режим, а правый - в маневренный режим - ГТЗА на винт. Из бухты Крашенинникова выходили бодро, под правой турбиной (на правой ноге).
Обращаясь ко мне, Л.В. Смирнов четко сформулировал интересующие его вопросы:
1. Как происходит управление ПЛ?
2. Что представляет собой ракетный комплекс?
3. Как производится управление ядерной энергетической установкой?
Вслед за мной по кораблю двинулись Л.В. Смирнов, А.М. Гонтаев, Лизарский, два каких-то высоких чина из Совмина. Замыкал процессию начальник политотдела дивизии А.М. Архипов, который, чертыхаясь, задраивал за собой переборочные люки. В 4-м, ракетном, отсеке председатель ВПК задержался на несколько минут, не раз перебивал доклад командира БЧ-2, блестящего ракетчика В.А. Потапова. Его, как бывшего директора завода межконтинентальных ракет, интересовали детали: состав топлива, окислителя, технические характеристики ракет, безопасность обслуживания ракетного комплекса.
6-й, реакторный, отсек, поскольку оба аппарата работали на мощности около 50%, проскочили быстро, едва взглянув через иллюминаторы на крышки реакторов.
С неподдельным интересом Л.В. Смирнов, ошарашенный множеством разноцветных сигнальных ламп и световых табло на пульте управления ГЭУ, слушал пояснения командира дивизиона движения В.Г. Рахманского. Услышав по трансляции голос командира о выходе из Авачинской бухты, Л.В. Смирнов и сопровождающие его лица вернулись в центральный пост.
Психологически мы, наученные горьким опытом отказов парогенераторов, были готовы к внезапным вводным. Тем не менее сердце екнуло, когда на панели "Каштана" замигал глазок "ПУ ГЭУ" и командир дивизиона движения В.Г. Рахманский доложил: "Прошу взять трубку" (дело в том, что мы с ним заранее договорились неприятные доклады делать не по громкоговорящей связи, а по телефону). Приложив трубку к уху, я услышал: "Николай Михайлович, потекли!". Я спросил вполголоса: "Активность, борт?" В ответ слышу: "Пока 4 ПДК, но активность растет, борт не определен". Дал команду докладывать через каждые 2 ПДК. Услышав эти переговоры, бледный от природы Н.З. Бисовка стал еще белее. Сидевший в кресле Главком обеспокоенно спросил: "Что там у Вас?" Стараясь не выдать волнения, в два голоса докладываем: "Небольшая газовая активность в турбинном отсеке". Сергей Григорьевич спокойно говорит: "Разбирайтесь". Когда в турбинном отсеке газовая активность достигла 10 ПДК, даю команду личный состав из 7-го, турбинного, отсека перевести в электротехнический отсек, а управление ПТУ перевести на пульт управления ГЭУ. В турбинном отсеке остаются В.Г. Рахманский, оставив за себя на пульте управления ГЭУ В.Э. Козерога, В. Лавриков, А. Шмырев - старшина команды турбинистов и О. Петрашко - начальник химической службы. При активности в 16 ПДК ее рост прекратился, значит, неисправная секция ПГ определена! Облегченно даю команду по "Каштану": "Систему вентиляции приготовить на вентилирование турбинного отсека в атмосферу!" Вентилируем 7-ой отсек. Теперь вопрос: "Где течь ПГ?" Час от часу не легче: 2-я секция правого борта! Третья из 4! Наработка на момент аварии составила 3351 час. Согласно технологической инструкции работа ГЭУ на одной секции ПГ запрещена. Далее действуем по заранее предусмотренному алгоритму. Сбрасываем АЗ (аварийную защиту) ЯР правого борта, установку правого борта переводим в режим расхолаживания. Из режима автономной работы бортов ГЭУ переводим в режим работы - одна ППУ (левого борта, с одной отлюченной секцией ПГ) на ПТУ двух бортов, сообщив перемычку по пару между бортами.
К этому времени корабль уже находился в точке. Звучит команда "Приготовиться к погружению!", а за ней: "По местам стоять к погружению!" Под одобрительные взгляды Главкома, как на показном учении, демонстрируем Л.В. Смирнову корабельную организацию и четкость действий Центрального поста при погружении подводной лодки.
В море находились около 20 часов. Дали максимально возможный ход под двумя турбинами около 15 узлов (как позднее подсчитала "наука", до вскипания теплоносителя в ТВЭЛах оставалось 0,2 градуса Цельсия!). Всплывали на сеанс связи, в точку условного старта ракет. Экипаж проявил себя образцово и заслужил благодарность Заместителя Председателя Совета Министров.
На подходе к Авачинской бухте к борту ПЛ подошел торпедный катер и забрал высоких гостей. Последним сошел с корабля Командующий флотом. Устав от суточного напряжения, расслабившись, я в своей каюте стягивал сапоги, как вдруг услышал по трансляции взволнованный голос вахтенного инженер-механика В.П. Диебского: "Командиру БЧ-5 прибыть на мостик к командующему флотом". Н.Н. Амелько в канадке, широко расставив ноги, стоял у верхнего рубочного люка. Когда я поднялся наверх, командующий крепко пожал мне руку и сказал: "Спасибо, Николай Михайлович!". За его спиной широко улыбался В.М. Ладнов. Растерявшись, я забыл даже ответить положенное: "Служу Советскому Союзу!"
Вот так проходил этот необычный поход, который запомнился на всю жизнь. Думаю, этот поход запомнился и Главкому. Не знаю, выходил ли еще С.Г. Горшков когда-нибудь в море на атомной подводной лодке с неисправной техникой? Едва ли. Главком был умным человеком.
С высоты прожитых лет и служебного опыта задаешь себе вопрос: а стоило ли тогда, в 1964-м, рисковать и выходить в море на потенциально опасной, аварийной ПЛА, имея на борту руководителей Правительства страны, командования ВМФ, 12 адмиралов?
Тогда Главком принял решение, и Военно-Морской Флот был достойно представлен правительству страны.

ВО ЛЬДАХ и подо льдами. ТАЙНЫЕ ОПЕРАЦИИ ПОДВОДНЫХ ФЛОТОВ. 100-ЛЕТНЕМУ ЮБИЛЕЮ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ПОДВОДНОГО ФЛОТА. ПОСВЯЩАЕТСЯ. В. Г. Реданский. Москва, «Вече», 2004.

Прошло чуть менее трех суток, и севернее Новой Земли «К-178» ушла под лед, чтобы выйти в Центральный Арктический бассейн.

Первое всплытие — в битом, разряженном, основательно подтаявшем, но все равно коварном льду: плавание даже в нем для лодки небезопасно. Командир принимает решение: осторожно «подвесить без движения лодку на перископе» так, чтобы имевшийся запас плавучести компенсировал объем воды, вытесненной поднятыми над ней выдвижными устройствами — перископом, радио- и радиолокационными антеннами. Предстояло передать радиограмму и получить ответ.

Ожидание всегда томительно, в такой момент это чувство особо обострено. Наконец командиру доложили принятый текст. Можно продолжать движение. Лодка погрузилась на значительную глубину для производства гидрологических наблюдений, а затем поднялась до 60 м. Турбины начали вращать валы с нарастающей скоростью. И тут настораживающий доклад: «Носовые горизонтальные рули не заваливаются!» Выход один — всплыть для выяснения причины. А вверху сплошной 2—3-метровый лед со свисающими вниз многометровыми «сталактитами». Начинался поиск полыньи. Наконец, эхоледомер показал обширный участок чистой воды. Решили всплыть. С каждой секундой уменьшалась глубина. И вдруг на отметке 20 м лодка остановилась и начала погружаться. Явление объяснимое: в поверхностном слое вода менее соленая, и лодка здесь становится тяжелее. Разницу приходится компенсировать вытеснением воды из уравнительной цистерны. Несколько минут работы насосов — и Корабль снова начинает всплывать.

В центральном посту идет отсчет: 18, 16, 14, 12 м. И вдруг взволнованный голос старпома капитана 2 ранга В.М. Ладнова, наблюдавшего в зенитный перископ: «Товарищ командир, над нами лед!» Всплытие продолжалось. Но обычного шума взламываемого льда не слышно. Полынья затянута молодым, тонким, прозрачным льдом — ниласом (нилас — тонкий молодой лед, образующийся при смерзании начальных форм льдообразования: ледяное сало, снежура, шуга и др). Это он, пропуская свет, создавал видимость чистой воды.

Командир скомандовал «Продуть среднюю!» — и в поднятый перископ наблюдал, как «ледовый гребень» ограждения рубки «вспорол» нилас.

Устранение неисправности носовых горизонтальных рулей заняло всего около двух десятков минут. И снова погружение в подледное царство.